Коварные алмазы Екатерины Великой - Елена Арсеньева Страница 32

– Я не ем мяса, – небрежно сказал незнакомец. – Я вегетарианец. Кроме того, название этого блюда, Le Volontaire, наводит на мысль, будто вы едите несчастного, который добровольно согласился, чтобы из него нарубили эскалопы. Но это еще что. Здесь неподалеку есть бистро Le Viking, и там имеются фирменные отбивные. А ведь, говорят, они были ужасно волосатые, эти викинги, и никогда не мылись…

Эмма чуть не подавилась.

– Извините, – усмехнулся ее мучитель. – Я порчу вам аппетит? Только скажите, и я оставлю вас в покое. Говорите же: пошел вон! Если стесняетесь быть грубой, можете выразить свою мысль по-английски или по-немецки, я пойму. Или по-латыни: vade retto! Изыди!

А вот сказать тебе сейчас на чистом русском: «Иди на!..»

Эмма чуть не поступила именно так, но спохватилась. Этот придурок болтлив. Если его болтливость направить в нужное русло, можно кое-что разузнать о Фанни.

– Ладно, сидите, – великодушно махнула она и, отодвинув тарелку с недоеденным эскалопом (теперь ни кусочка не протолкнешь), принялась за бесподобный торт. – Я не флик, честно слово! А почему вы приняли меня за лесбиянку?

– Между прочим, меня зовут Арман, – отрекомендовался он и попросил у официантки еще рюмочку кира.

– Очень приятно, – ответила Эмма, не называясь.

Ни к чему такая короткость. Обойдется.

– Итак, почему я принял вас за флика или лесбиянку? Вы так таращились на Фанни, словно решили рассмотреть, какого цвета ее нижнее белье или не подложены ли в ее лифчик вместо поролоновых фолсиз пакетики с героином. Но, кем бы вы ни были, советую успокоиться: Фанни законопослушна, платит налоги, ни в какой криминал в жизни не ввяжется, а прелести однополой любви ее не интересуют.

– Какая жалость, – усмехнулась Эмма. – То есть у меня никаких шансов?

– Никаких! – мотнул головой Арман. – Тем более в этом образе женщины-вамп. Эту публику Фанни ненавидит. Одна такая вампирша, кстати, бывшая подруга, увела у нее любовника. Там была такая любовь, но появилась Катрин…

– Ага, эту блондинку зовут Катрин, – кивнула Эмма.

– А откуда вы знаете, что она блондинка? – вскинул брови Арман, и Эмма чуть не брякнула: «Да я ее только что видела в музее д’Орсе!» – но вовремя прикусила язычок.

– Да я просто так сказала, – выкрутилась она. – Ваша Фанни брюнетка, значит, любовник мог променять ее на какую-нибудь крошку-блондинку.

– О нет, Катрин не крошка, у нее замечательные формы, отнюдь не силиконовые, и вовсе не пустая голова. Она работала модельером. Теперь-то, конечно, бросила все и сидит на шее у любовника, развлекается походами по магазинам, иногда только посещает Лувр или д’Орсе вместе со своей школой рисования. Фантазия у нее отличная, у Катрин, только рисует она неважно, вот и набивает руку.

– Слушайте, – сказала Эмма с интересом, – вы настолько хорошо осведомлены о жизни этой Катрин, что можно подумать, будто вы к ней не равнодушны.

Показалось, или Арман слегка напрягся?

– Да что вы, я ее видел только раз или два, и то мельком, – сказал он как-то очень уж небрежно. – Все сведения от Фанни, которая проклинает ее налево и направо и готова рассказывать о ней каждому.

– Да уж, – Эмма вспомнила роковую роль, которую сама сыграла в жизни своей подруги Галины, – брошенные женщины словоохотливы. Но Фанни, наверное, отчасти виновата сама. Зачем она знакомила Илларионова с Катрин, если знала, какая это хищница, а главное, как она нравится мужчинам?

Что же она делает, безумная? Зачем она назвала Илларионова? Сейчас Арман спросит: «А откуда вы знаете, как его фамилия, этого русского?»

– Конечно, вы правы, – он вздохнул, – она хвасталась своим Лораном перед первым встречным. И не удержалась, чтобы не продемонстрировать его Катрин. У них и раньше было какое-то соперничество из-за мужиков, вот Фанни и не могла не похвастаться.

Лоран? Почему Лоран – чтобы не калечить язык?

– Ничего, – торопливо ответила Эмма, чтобы отвлечь внимание, – Фанни симпатичная, найдет себе другого, и очень скоро. Может быть, не столь богатого, но помоложе, покрасивее, поинтереснее…

– Вы не видели Лорана! – значительно поднял палец Арман. – Очень импозантный мужчина. И, как говорили во времена наших бабушек, грех из глаз так и брызжет. В том смысле, что он очень сексуален. Разве что, в самом деле, какой-нибудь молодой красавец сможет затмить его в глазах Фанни. Кто-нибудь вроде меня…

И он скорчил такую гримасу, что Эмма не выдержала и расхохоталась.

– Смейтесь, смейтесь, – с трагическим видом клоуна, привыкшего к насмешкам, продолжал Арман. – Женщины почему-то пренебрегают мною как любовником, предпочитая видеть во мне только друга, а между тем я не только в дружбе, но и в любви могу быть верным, как пес! – Он приподнял ногу, и голова дремлющей собаки тоже приподнялась. – Таллеман де Рео ^[4] в своих «Занимательных историях» рассказывает прелестную историю о том, как одна собака стала свидетельницей злодейского убийства ее хозяина, а потом выследила убийцу. Это было весьма высокопоставленное лицо, королевский придворный. Собака кинулась на него, принялась лаять, метаться. Когда король обратил на это внимание, она привела его к яме, где коварный убийца зарыл ее убитого хозяина. И снова она бросалась на злодея, пока его не схватили, не обыскали и не нашли при нем каких-то вещей, принадлежащих мертвому. Разумеется, негодяя казнили, и все благодаря преданности собаки. Вот и я могу быть таким же ради женщины, которая меня полюбит!

С этими словами он вдруг взял руку Эммы и поцеловал в ладонь.

Забавные ощущения.

Однако этот Арман может быть опасен.

– Почему бы вам не обратиться к Фанни? – Она отдернула руку. – Утешитель и друг нужен ей, а не мне. Можно мне счет?

Счет был выписан немедленно, Эмма торопливо расплатилась и встала, не глядя на Армана.

– Извините, – жалобно пробормотал он, но она ушла, не оглядываясь.

Разумеется, ей и в голову не пришло, что, едва она скрылась за порогом, как Арман ткнул носком в бок Шьен. Собака мгновенно стряхнула дремоту, бодро вывернулась из двери и побежала за ней. Однако слежка была недолгой: дойдя до пересечения бульваров Осман и Монмартр, Эмма спустилась в метро. Шьен тоже поспешила вниз, но почти сразу потеряла ее: на этой станции скрещивались четыре линии, и народу всегда было много.

С виноватым видом Шьен вернулась в бистро и снова положила голову на кроссовок Армана.

– Что, не повезло? – Он погладил ее шелковистые уши. – Ничего, повезет в другой раз. Что-то мне подсказывает, что мы еще встретимся с этой прекрасной дамой.

И он не ошибся.

Черт бы его подрал!