Рай на земле - Яна Темиз Страница 32

Просто работа – при чем тут чувства?

Но эти! Они могли быть разными – худыми, толстыми, миловидными или уродинами, это роли не играло. Главное, что их объединяло в глазах Дилек, была их какая-то вызывающая неухоженность и уверенность в том, что они, и такие, достаточно хороши для того, чтобы командовать, не учить ни слова на чужом языке, будь то турецкий или английский, не утруждать себя ни улыбками, ни простой вежливостью вроде «спасибо». Они позволяли себе обжираться, толстеть, ходить с непричесанной, а то и просто немытой головой, у них никогда не было даже намека на маникюр, они не брили подмышки и не знали, для чего нужен эпилятор, и все эти пахнущие потом и еще чем-то противным килограммы смотрели на нее с наглым превосходством. Вот, мол, ты, такая вся из себя наряженная, накрашенная и наманикюренная, ты все это делаешь для нас, чтобы нам было приятно иметь с тобой дело, потому что у нас есть деньги, и ты будешь нам прислуживать и улыбаться, а мы останемся такими, какими всю жизнь нашу были, – на кой черт нам-то все эти ухищрения и примочки?! Мы и так хороши – а ты нас обслуживаешь, вот и следи за собой, нам нравится, когда нас такие, как ты, хорошо обслуживают. А улыбаться тебе или «спасибо» говорить – много чести, мы за все заплатили, разве нет?

Их национальная принадлежность не имела значения: это могли быть и немки, и англичанки, которых в последнее время в Анталье стало не много, и шведки, и турчанки, но чаще всего они все-таки были русскими. Или это так казалось потому, что теперь здесь почти одни русские?

Толстая тетка стояла около Веры, рядом с вполне нормальной молодой мамашей и двумя мужчинами… так-так… это уже интересно!

И что она такого могла вспомнить, эта Вера?

– Давайте-ка ее уведем куда-нибудь, – сказал из-за ее спины полицейский. За то время, что они провели вместе, обходя бары и расспрашивая обслугу, он успел надоесть ей со своими указаниями так, что ее самообладание могло послужить хорошей проверкой приобретенного профессионализма. Жаль только, что некому его оценить! – А то тут толпа целая собралась. Ты тоже можешь не крутиться под ногами, ясно? Будешь нужен, я тебя сам найду!

Мальчишка, к которому относились эти слова, сделал вид, что не слышит, только чуть замедлил шаг и, чуть отстав от Дилек и Назыма, принялся с интересом вглядываться в море. Мне до вас и дела нет – было написано на его хитрой, дочерна загорелой мордочке. Очень нужны мне ваши утопленницы – я на море смотрю, а что, нельзя?!

– Иди, иди! – не оборачиваясь, повысил голос Назым. – А то скажу ребятам, чтоб тебя к отелям и близко не подпускали, понял?

– А чего? – привычно заныл мальчик.

Его звали Юсуф, ему было двенадцать, и он считал, что знает о жизни все.

Он жил в таком районе, одно упоминание о котором заставляло более благополучных сверстников смотреть на него если не с уважением, то с легким страхом и чуть ли не с завистью. Ради этой зависти в их глазах Юсуф, который отдал бы полжизни (о которой он, безусловно, знал все!) за их кроссовки, сумки и велосипеды, и приходил в эти места в нерабочие дни. Он собирал стайку этих домашних мальчишек, избалованных мамиными пирогами и чистыми рубашками, он был для них чем-то вроде диковинки, выходцем из другого мира, он мог впарить им какую угодно ерунду о неведомом и потому желанном: о наркотиках и сигаретах, выпивке и сексе.

Сегодня ему в очередной раз повезло. Повезло как никогда!

Он увидел ее – толстую, жуткую утопленницу, его чуть не вырвало, но этого, к счастью, никто не заметил, а он к тому же оказался в центре внимания, сообщив полицейским, что он ее знает. Да-да, он, Юсуф, он знает о жизни все, и он видел эту тетку, когда она еще была живой и таскалась на этот пляж каждое утро! И знает, откуда она! Ни один из этих идиотов-взрослых, чистящих пляж, не знает, а он – знает!

Она была мерзкой и при жизни – толстая, здоровенная, ничего общего с теми красотками, которыми он любовался в дешевых журналах, но она была не в журнале, она раздевалась прямо здесь, в двух шагах от очень удобной пальмы и, значит, от него, и это была жизнь, о которой он… ну почти все, а если не все, то он узнает!

И как разговаривать со взрослыми, он тоже знает, и если этот сыщик думает, что он легко от него отделается, то он ошибается – в смысле сыщик, а не Юсуф, который как раз не ошибается никогда!

– Я же ничего, дяденька! – он виртуозно копировал интонацию маленьких бедных бродяжек и попрошаек из старых фильмов. Такой фильм он видел всего раз, когда-то давно, когда у них еще не испортился допотопный черно-белый телевизор, но он все быстро схватывал и усваивал, маленький продавец бубликов, таскающий их на голове на огромном тяжелом подносе по несколько часов в день – в то время как его сверстники, обладатели кроссовок, велосипедов и выглаженных рубашек, просиживали в школе и не могли понять дурацкие задачи в два действия!

Такой тон действовал на взрослых безотказно. Стоило скорчить гримасу и заныть, как им становилось стыдно и неловко: они чистые, сытые и благополучные, спешат по своим делам, а бедный маленький мальчик, вынужденный работать, в рваной и грязной майке, о котором некому позаботиться… ну и так далее! А потом они достают кошелек или не дожидаются сдачи – потому что им надо откупиться от собственного стыда и неловкости и побыстрее выбросить тебя из головы.

– Ладно, ладно, – проворчал полицейский, – особо-то не старайся, видали мы таких! Сказал же тебе: чтобы духу твоего…

Лицо мальчишки вдруг так и застыло. На секунду, не больше – больше Юсуфу, знающему о жизни все, не потребовалось. Кажется, ему снова повезло, вот уж действительно повезло! Он мгновенно привел лицо в порядок, придав ему привычно глуповатое выражение, и припустился бежать, как будто подчинившись наконец требованиям этого старого полицейского.

Подчинится он им, как же! Он воспользуется удачей, раз уж ему так везет! Он еще не знает, как он ею воспользуется, но он своего не упустит, будьте уверены.

Назым проводил мальчишку взглядом. Странно, что он все-таки послушался и убежал… может, не стоило его прогонять… для него какое-никакое, а приключение. Впрочем, сейчас не до него, его можно в любой момент найти, проще простого, да он уже рассказал все, что знает, теперь только фантазировать будет. Мальчишки, они всегда…

– Куда именно? – поджав губы, повторила Дилек.

– Да куда угодно, только чтоб тихо и не жарко, что вы все спрашиваете? Вы лучше свой отель знаете! – раздражаясь от ее постоянных вопросов, поморщился Назым. Вот ведь навязалась: ни шагу по этому поганому отелю без нее не ступишь, и не пошлешь куда подальше. Ее пошлешь, а она всему персоналу шепнет – и он от них ни слова не услышит, да и переводить кто будет? Но ее постоянное присутствие действовало ему на нервы: вроде и помогает, но как-то так, что сразу становится понятно, что она делает это исключительно из привитой всем приличным людям законопослушности, и она прилежно выполняет все, о чем ее просит представитель власти, но не более того. Инициативы не проявит, не дождетесь.

– Если вы не возражаете, миссис Вера, мы могли бы пойти ко мне или в какой-нибудь бар. Уже жарко, не так ли? – старательно выговорила она на своем правильном и понятном английском. Как-то так выговорила, что стало понятно: ей-то не жарко и не холодно, и вообще ее это не касается, а вот этот полицейский… этот толстый полицейский, ему жарко и трудно, и мы с вами ему поможем… раз уж так неудачно вышло.