Авантюрист - Сергей Шведов Страница 32

Играли мы уже минут пятнадцать, но пока никто не спешил присоединяться к нашей компании, хотя не могу исключить, что за нами наблюдали чьи-то заинтересованные глаза. Среди посетителей бильярдной вполне мог оказаться казачок, засланный сюда с разведывательными целями бубновой дамой. Возможно, я напрасно пригласил на встречу Красильникова, и его присутствие смущало Наташу и ее агента. Возможно, никаких агентов в бильярдной вообще не было, а моя знакомая просто опаздывала по свойственной всем женщинам привычке тянуть лысого за хвост перед ответственным свиданием, доводя тем самым мужчину до нужного эмоционального состояния. Коварство в той или иной форме свойственно всем дочерям Евы.

Веневитинов возник у стола словно бы ниоткуда, чем чрезвычайно нас с Красильниковым удивил. Вроде бы мы внимательно следили за дверью, но ни я, ни Лев Константинович не уследили, как и когда он вошел.

— Вы торопитесь, Феликс, — спокойно сказал Виталий Алексеевич. — А потому не всегда выбираете правильное решение. Азарт не должен мешать игроку думать.

Трудно сказать, к чему относилась эта реплика Веневитинова, но мне показалось, что речь идет не только об игре в бильярд.

— Бильярд, чай, не шахматы. — Лабух недружелюбно покосился на незваного советчика. — Бери кий да бей.

— Вот здесь вы ошибаетесь, Александр Вячеславович, — мягко запротестовал Веневитинов. — Бильярд не просто игра, это магическое действо. Вы знакомы с основными принципами магии?

— Допустим, — нехотя отозвался Лабух, которому не понравилось, что совершенно незнакомый человек называет его по имени-отчеству. — Подобное вызывается подобным.

— Именно, — кивнул Веневитинов. — Зеленое игровое поле — это земля, кий, а точнее куй — это божественная сила, белый шар — это семя, а луза — это биста земли.

— А что такое «биста»? — удивился Лабух.

— «Би» — это бытие, вы, вероятно, знаете английский. «Ста» — это основа, начало. Отсюда слова «стоять», «стан». Таким образом, «биста» означает исток бытия, то есть начало жизни. Вот вам и объяснение магического действа, которым сейчас занимаются господа Красильников и Строганов. Игра — это попытка воздействовать на судьбу средствами иррациональными, когда рациональные средства либо исчерпаны, либо вам лень к ним прибегать.

— Забавно, — сказал Лабух. — Но я не верю в магию.

— А это неважно, господин Лобов, во что верит и во что не верит ваше сознание. На магию сориентировано ваше подсознание и генетическая память. Именно поэтому поражение в игре, даже если это подкидной дурак, негативно действует на ваше настроение. А поражение любимой команды вызывает взрыв бешеных и неконтролируемых эмоций толпы. Все мы родом из язычества, а в те времена магическое воздействие на богов было в большом ходу. А магия, или, выражаясь современным языком, игра, была единственной возможностью изменить неудачно складывающиеся обстоятельства.

— Все это чрезвычайно любопытно, господин Веневитинов, — сказал я. — Но какое отношение магия имеет к золотым зверушкам, которые оставляют кровавый след в наш с вами сугубо рациональный и до отвращения прагматичный век?

Услышав фамилию «Веневитинов», иронически улыбавшийся до сих пор Красильников сразу же посмурнел лицом. Видимо, до Льва Константиновича дошло, что предложенная незнакомцем тема для светской беседы не носит такой уж отвлеченный характер. Лабух же простодушно выпучил глаза. О Веневитинове он много слышал в последнее время и вот теперь мог, что называется, зрить его воочию. Что касается меня, то затеянный Виталием Алексеевичем разговор я воспринял спокойно. Может, потому, что знал Веневитинова лучше других. Не раз слышал его рассуждения по самым разным вопросам бытия и небытия, даже восхищался их парадоксальностью, но в данный момент я был не склонен вступать с ним в философскую дискуссию и рассуждать по поводу рационального и иррационального в нашей жизни. Нет слов, теория игры не менее увлекательна, чем сама игра, но мне хотелось услышать от Виталия Алексеевича ответы на вполне конкретные вопросы.

— Быть может, мой ответ прозвучит для вас неожиданно, Феликс. Магия или игра не способна разорвать причинно-следственные связи, существующие в объективной реальности, но зато она способна воздействовать на эмоциональное состояние человека и сформировать в нем либо дух победителя, либо комплекс пораженца.

— Любопытно, — задумчиво проговорил Красильников. — Так вы считаете, что люди, которые ныне претендуют на банк, — пораженцы, и поэтому не позволяете им его сорвать?

— Вы уловили самую суть, Лев Константинович, — сказал с усмешкой Веневитинов. — О Чуеве и Зеленчуке я даже и не говорю, они не игроки, они стяжатели, а стяжательство великий грех, разрушающий человека. Но и за их спинами я не вижу пока людей с духом победителей. Людей, способных загнать шар в лузу и тем самым повернуть лик судьбы в нашу сторону. И когда такие люди появятся, они получат все. Пока же я вижу не солдат империи, не смелых авантюристов, не боящихся бросить вызов року, а испуганных филистеров, гнущих шею даже не перед богами, а перед обстоятельствами, созданными всего лишь людьми.

Очень может быть, что Веневитинов был сумасшедшим, трудно не сойти с ума, пережив то, что выпало на его долю. Если, конечно, Зеленчук правдиво передал мне факты биографии этого человека. Но в любом случае в безумных на первый взгляд рассуждениях Виталия Алексеевича было слишком много правды.

— Должен сказать, что я связываю свои надежды в том числе и с вами, Феликс. — У вас явные задатки игрока. Правда, до сих пор вы играли только по маленькой. Теперь с моей помощью вы вошли в большую игру. Так постарайтесь не проиграть. Всего хорошего, господа.

Если бы Веневитинов растворился в воздухе, лично я не был бы особенно шокирован этим обстоятельством, но Виталий Алексеевич ушел через двери, как самый обычный и ничем не примечательный посетитель, оставив нас, мягко так скажем, в недоумении.

— Он сумасшедший! — высказал свое мнение Лабух, но в голосе его явно слышалось восхищение. Веневитинов, похоже, поразил воображение художника, не могли его оставить равнодушным и странные рассуждения Виталия Алексеевича о магии и игре. Лабух даже взял кий и прицелился в ближайший шар. Удар получился корявым, но каким-то чудом шар все-таки угодил в лузу, и удовлетворенный художник брызнул эмоциями в нашу сторону. — Гениальный сумасшедший.

Красильников был более сдержан, хотя и на него Веневитинов произвел сильное впечатление.

— Может, его следовало задержать? — спросил он негромко.

— Вы думаете, что ваш Гога с ним справился бы? — отозвался я с усмешкой.

— Вы, кажется, ему симпатизируете, Феликс? Неужели не понимаете, что этот человек опасен? Опасен сам по себе, безотносительно к этому кладу. Ведь ставки в его игре в конечном счете не золото, а человеческие жизни. Он не настолько глупый и не настолько сумасшедший, чтобы этого не понимать.

— Любовь и та требует жертв, — хмыкнул Лабух. — Так почему же игра должна обходиться без них?