Бог Огня - Василий Казаринов Страница 32

Фотография, скорее всего, была сильно увеличена, черты изображенного на ней лица плыли, но отсутствие резкости нисколько не портило портрет. Молодой человек был заснят на улице, на фоне какой-то размытой листвы, и, похоже, был застигнут фотографом врасплох: развернутый в сторону камеры полупрофиль, слегка скошенные глаза, в них стоит удивление, поджатые губы остановились в переходном мгновении, в движении к улыбке. Сколько же ему было, подумал Б. О., года двадцать три?

— Саше двадцать четыре, — угадав ход его мысли; подсказала женщина.

А все, что она говорила вслед за этим, было констатацией той непреложной для нее истины, согласно которой сын существовал в настоящем времени: Саша хороший мальчик и прекрасный сын, добрый, внимательный, заботливый, Саша очень умный, смышленый, все схватывает на лету, институт закончил с отличием и сразу получил такую респектабельную работу в финансовой компании, работа очень ответственная и высокооплачиваемая, он с ней прекрасно справляется…

— Давайте, что ли, помянем.

Б. О. поднял стакан, хотел было что-то сказать, но не нашел, что именно, и молча, одним глотком выпил.

Они еще с полчаса провели у могилы, Б. О. слушал рассказы женщины о сыне, иногда прерываемые обращениями к холмику: «Ведь так, Сашенька?» — молча кивал в знак согласия, выкурил двухдневную свою норму и в общем-то не сопротивлялся, когда она, взяв его под локоть, повлекла к асфальтовой дорожке и вдруг, заглядывая на ходу в его лицо, сказала:

— А знаете что… Поедем к нам. Там Сашина сестра с мужем, они все приготовили, стол накрыли… Давайте поедем, давайте посидим, помянем, это недалеко, на Семеновской…

«Я знаю», — чуть было не сорвалось с его языка:.

Оглянувшись, Б. О. отметил, что человек с собакой приближается к ограде.

— Вы хотели вернуться? Что-то забыли там?

— Да, зажигалку. Вы идите, я вас догоню.

Вернувшись к ограде, он присел на корточки, заглянул в глаза старой псине, потому что в ее долгом взгляде он получасом раньше что-то не дочитал.

Прочитывалось только, что собака голодна, потому что в будний день кладбище пустынно, а питается она исключительно тем, что люди оставляют на могилах: хлеб, крутые яйца, печенье. Это было все, что прочитывалось, но кроме этого собака хотела бы рассказать, что голодно ей живется с хозяином вовсе не потому, что его душа Зачерствела, как корка кладбищенского хлеба, а просто ему самому едва хватает, ведь живет он тем, что собирает с надгробных плит цветы, а потом продает их у центрального входа, рядом с автобусной остановкой, но сегодня у них неудачный день. Неудачный: были всего одни большие похороны, но большинство цветов ушло в могилу вместе с покойником. И все, что хозяину останется, — это, дождавшись, когда сидящий перед ней на корточках мужчина и удаляющаяся по аллее женщина скроются из виду, подойти к этой ограде и выпить оставленную ими водку. Он выпьет ее мелкими жадными глотками и подумает: ну что за люди, нет чтобы от души налить, а то плеснули всего каких-то граммов семьдесят пять, — и с досадой пнет собаку ногой по ребрам.

— Вы идете? — позвала издалека Сашина мама.

— Иду, — кивнул Б. О. и потрепал собаку за ухом.

* * *

Аркадий подошел к массивному шкафу черного дерева и выдвинул одну из узких полочек. В застланном черным бархатом планшете покоились выстроенные в несколько рядов запонки. На черном бархате они смотрелись восхитительно. Коллекционер глянул на открывающуюся дверь кабинета и поморщился.

— Я же просил не мешать мне.

— Ладно, я подожду, — сказал Вартан, делая шаг назад за порог.

— Заходи уж, раз пришел, — Аркадий задвинул полку на место, прошел к столу, устроился в кресле и, забросив голову назад, некоторое время прислушивался к шорохам, бродившим в высокой кроне мощной сосны, вытянувшейся в двух шагах от старого дачного дома.

— Хорошо тут, а? — подал он наконец голос. — Хорошо на природе, тихо… — Он усмехнулся: — Как на кладбище.

— Вот-вот. Я как раз по этому поводу.

— Если это шутка, то не самая удачная.

— Да нет, не шутка. Мой крестник объявился на кладбище.

— Заходил проведать могилку старушки матери?

— Заходил. Только на другую могилку. Мы присматривали на всякий случай за семьей того мальчишки из кредитного отдела, — пояснил Вартан. — Мать поехала на кладбище. Там к ней подошел Бог Огня. Они о чем-то говорили. Выпили. Потом поехали к ней домой.

Закончив доклад, Вартан помолчал и спросил:

— Принять меры?

— Меры? Ты хочешь сказать, к крестнику твоему принять меры? — Аркадий покачал головой. — Нет. Меры надо было принимать раньше, когда он ехал в поезде Москва — Рига. А теперь-то с какой стати? Он же не в курсе наших дел. — Патрон поднялся, закрыл окно. — А знаешь, оно и хорошо.

— Что хорошо?

— А то, что пиротехник твой вряд ли ходил на могилку, чтобы замаливать грехи, — Аркадий сделал красноречивую паузу. — Он что-то ищет. Я полагаю, именно то ищет, что твои придурки найти так и не смогли… Они дома у мальчишки все хорошо посмотрели?

— Там ничего не было.

— Ну вот видишь. А чем черт не шутит, возможно, крестник твой что-нибудь да и нароет. Вдруг он нас куда-то да и выведет. Мне трудно, конечно, судить о его пиротехнических талантах… Кстати, почему его так зовут?

— Бог Огня? Не знаю… Для работы с огнем он лучший, — быстро ответил Вартан. — Другого такого специалиста на сегодняшний день нет. Там, где он потрудился, остается один пепел.

— Ну-ну… Говорящая, так сказать, кликуха. И кроме того, у парня, похоже, неплохо работает голова, — Аркадий уселся в кресло, упер локти в стол и погрузил лицо в ладони. — Устал… Надо бы расслабиться. Распорядись там, поставь гаишников в известность.

— Оба грузовика пригнать?

— Нет. Погоняю на этот раз один.

— Ваш старый приятель тоже один гоняет. На аэродроме.

— Вон как… — Аркадий поднял лицо, тускло взглянул на Вартана; глаза его были совершенно пусты. — Старается поддерживать себя в форме, значит… Ну-ну.

* * *

Ничего не оставалось, кроме как терпеть: мяться в тесной прихожей, где их встретили двое: женщина лет тридцати (вылитая мать, только глаза чужие, темные и тревожные), а также квадратный мужчина с тяжелым подбородком, неровными, наползавшими друг на друга передними зубами, которым было тесно во рту, и с жесткой рукой, испещренной мелкими ссадинами.

— Это Света, Сашина сестра, а это Коля, ее муж, он автослесарь, работает на станции техобслуживания, да вы проходите, не стесняйтесь.

Стандартная квартира в стандартном блочном доме в рабочем районе. Тесная кухня, комната, куда попадаешь прямо из прихожей, слева ниша, там едва умещается накрытый ковром диван, вдоль стены тяжеловесная лакированная стенка. По центру комнаты — стол, на нем две-три плошки с салатами, шпроты, колбаса, сыр, водка, по правой стене сервант, на полке — копия кладбищенской фотографии, под ней помутневшая за сорок дней рюмка.