Обреченный на смерть - Джейн К. Клеланд Страница 32

— Черт, нет. Это просто шутка.

— Жаль. Я бы могла заключить с вами неплохую сделку.

Мы обменялись понимающими улыбками.

— В доме нашли и другие следы. Но они принадлежат людям, чье появление в доме не вызывает подозрений. Например, давние отпечатки пальцев жены мистера Гранта, отпечатки уборщицы, регулярно приходившей навести в доме порядок, посыльного из продуктового магазина. Остался лишь один набор пальчиков, которые полиция обнаружила в гостиной и не сумела идентифицировать.

— Неужели полиция даже не предполагает, кто их оставил?

— Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Они принадлежат, судя по всему, женщине. Хотя и не исключается мужчина с маленькими ладонями.

— А вам не кажется странным, что в доме не было найдено отпечатков пальцев других людей? А как же его дочь или внучка? Другие посыльные? Или друзья?

— Полагаю, он жил довольно замкнуто.

Я задумалась: «А чьи отпечатки нашли бы в моем доме?» Я любила, чтобы в доме был порядок, но не была помешана на чистоте. Значит, где-то наверняка сохранились отпечатки пальцев отца, например, на стуле в столовой — он часто лениво барабанил по его спинке, пока я накрывала на стол.

— Мистер Грант что-нибудь еще планировал на утро? — спросила я, отгоняя воспоминания. — Кроме встречи со мной?

— В еженедельнике записана только встреча с Барни Трюдо в девять.

— Разве они не перенесли ее?

— Так утверждает Трюдо, но в ежедневнике нет никаких исправлений.

— Может, мистер Грант не успел это сделать.

Мне снова стало грустно от мысли о его смерти.

Я вспомнила, как однажды сама напутала с расписанием и обнаружила это, только оказавшись на улице. Я поспешила вернуться и извиниться за ошибку. Грант сказал, что ничего страшного. Он при мне стер ошибочную запись и перелистал еженедельник в поисках нужной даты. Найдя, он провел загрубевшим пальцем вниз по странице, нашел нужное время, быстро вписал против него мое имя остро заточенным карандашом и улыбнулся.

— Теперь мы никогда не узнаем правды, — прервал мои воспоминания Уэс.

— Пожалуй. А может, она и не столь важна в данном случае. Ведь Барни тем утром был на заседании, верно?

— Да.

Солнце сумело прорваться сквозь плотную пелену облаков и залило пляж ярким светом. Раздался радостный собачий лай. Я оглянулась и увидела, как собака с хозяином лезет по дюнам. Я откусила от пончика. Кофе успел немного остыть, и я пригубила его без страха обжечься.

— А как насчет прошлого мистера Гранта? Вы что-нибудь узнали о нем или его семье?

Уэс кивнул:

— Еще бы. На самом деле там целая история. Он родился в Канзасе и был единственным сыном преуспевающего владельца ранчо. Уехал на восток в частную школу и после этого никогда не возвращался на Средний Запад.

— Грант был на войне?

— Да. Он поступил на военную службу в 1942 году, его часть долгое время размещалась во Франции. Именно тогда он познакомился с будущей женой. Согласно всем данным, она была еще той особой. То ли француженка, то ли бельгийка, никто точно не знает.

— То есть как «никто точно не знает»?

Он развел руками:

— Известно только, что ее звали Иветта. По крайней мере она сама себя так называла. Но я не смог ничего откопать относительно ее девичьей фамилии.

— Разве такое возможно? И что это значит?

— Может быть, и ничего. Может, она была еврейкой в бегах. Или, наоборот, симпатизировала нацистам. В то время у человека было предостаточно причин, чтобы изменить имя и начать жизнь заново.

Я задумалась о своей секретарше, глядя на солнечные блики, весело мигающие на песке и на море. Она тоже однажды захотела начать все сначала или, как она выразилась, с чистого листа. Интересно, это ее настоящее имя, или она изменила его, как жена Гранта? Я встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Какая разница! Для меня она есть и останется Гретчен, и я благодарна, что желание все начать заново привело ее ко мне.

Сделав еще один глоток кофе, я спросила:

— А чем мистер Грант занимался после войны?

— Он осел в Роки-Пойнт и открыл малярное предприятие.

— И?..

— И сделал состояние. Те, с кем я общался, утверждали, что он был безжалостным сукиным сыном, но при этом всем нравился. Он был из тех людей, которые смогли бы продать тюльпаны датчанам. У него был неплохо подвешен язык, и он умел торговаться. Но ухо с ним лучше было держать востро.

— Востро?

— Понимаете, он был из тех дельцов, которые не упускают ни единой мелочи, если она сулит им выгоду. Он встал на ноги благодаря тому, что сумел заполучить федеральные подряды, и вскоре его фирма стала крупнейшей в Новой Англии, а потом он продал ее национальной компании. С тех пор прошло пятьдесят лет.

Именно таким я и знала мистера Гранта: обаятельным и практичным.

— Каково было его состояние? — поинтересовалась я.

Уэс заглянул в шпаргалку, лежавшую на коленях.

— Точно никто не знает, но если говорить приблизительно, то около тридцати миллионов.

— Ничего себе!

— Вот-вот, ничего вам.

Я вспомнила о вчерашней встрече с Кэботами.

— Его дочь является единственной наследницей?

— Нет. Наследство поделено между нею и внучкой. Они единственные, кому достанется его состояние.

— Разве у него нет других родных? Ни братьев, ни сестер, ни дядюшек, ни тетушек, ни кузенов с кузинами?

— Никого. У мистера Гранта была сестра, но она умерла подростком в Канзасе. А что касается миссис Грант… Кто знает, была ли у нее родня. Пока таких не объявилось.

Я кивнула, поняв нетерпение Энди. Пятнадцать миллионов сулили ей огромную свободу. Наверное, они приглушали скорбь по умершему родственнику. Я, как и Энди, была единственным ребенком в семье, мои родители также не имели ни братьев, ни сестер. Так что у нас с Энди было кое-что общее.

— Есть еще что-нибудь интересное? — спросила я.

— Кое-что о разрыве между миссис Кэбот и ее родителями после того, как она окончила школу. Она ушла из дома, чтобы выйти замуж, в… минуточку… в 1964 году. Кажется, они с отцом довольно сильно поругались тем летом после ее выпуска.

— Из-за чего?

— Этого никто не помнит. Ссора началась на пляже и продолжалась по дороге домой. Потом Дана упаковала две сумки и ушла, несмотря на просьбы и причитания матери.

Я в раздумье засмотрелась на Уэса. Могла ли ссора сорокалетней давности иметь какое-нибудь отношение к смерти мистера Гранта? Сомнительно. Я повернулась к океану и взглянула на сверкающие под солнцем пенные гребни волн. Макс как-то спросил у Альвареса, почему он так подробно расспрашивает о ювелирных украшениях в моем сейфе. Тот ответил: «Пока неясно, что происходит, и трудно сказать, какая вещь имеет отношение к делу, а какая — нет». Уход Даны из дома был настолько бурным, что люди вспомнили о нем спустя сорок лет. Последствия такого события могли наложить отпечаток не на одном поколении Грантов.