Экипаж. Команда - Андрей Константинов Страница 32

– Я согласен. Давайте найдем этого гада.

Нестеров был почти уверен в ребятах, но все равно почувствовал облегчение, услышав согласие непосредственно от них самих. Но в то же время шевельнулась змеей в груди тревога, что ноша, которую он сейчас своими руками взваливает на этих ребят, может оказаться непосильной. Не говоря уже о том, какой опасности он их подвергает, если в результате поисков они действительно выйдут на след Ташкента. Бригадир собрался с мыслями и прервал оживленно обсуждавших предстоящую операцию ребят:

– А теперь слушаем меня внимательно. Слушаем и запоминаем. Правило первое: все, что касается нашей будущей работы по Ташкенту – полная, строжайшая, абсолютная тайна. Никому, ни при каких обстоятельствах ни намека, ни полслова. Приказ два нуля седьмой [44]читали? Так вот, считайте, что это для вас мой приказ номер «три нуля семь»! Да, и аккуратнее с разговорами на службе – Полина девка ушлая, смекалистая, так что при ней бла-бла не разводить. Правило второе: получим технику – не светить, машину – тем паче. Машина только для работы, а уж никак не для того, чтобы перед девочками красоваться и на пляж их катать. Правило третье: самодеятельностью не заниматься, на рожон не лезть, я приказал – вы исполнили, шаг влево, шаг вправо – все, сворачиваем это дело к чертовой матери. Не знаю, как вам, а мне и одного Гурьева достаточно. Надеюсь, все ясно?…

Нестеров обвел взглядом притихших ребят и продолжил:

– К чему я все это вам говорю? Вы уже взрослые люди, и хотя звездочки на погонах не носите, они у вас есть. Дело не в том, что я старый и занудный пень и повторяю вам прописные истины. Запомните одно – если эта тема протечет, если в чем-то, где-то мы проколемся, то самое малое, что нам грозит – увольнение из органов. Причем без выходного пособия. Но это в лучшем случае. А в худшем, наша невинная затея может обернуться уголовным делом со всеми вытекающими отсюда последствиями. И в свете нынешней пропагандистской кампании по борьбе с оборотнями в погонах, этими самыми оборотнями могут выставить нас с вами… Я доступно объяснил? Ваня?

– Чего сразу Ваня-то? – обиделся Лямин. – Я никому ничего – как могила.

– Не лучший пример, [45]– усмехнулся Нестеров. – Ну да ладно. Паша?

– Все сделаем как надо, не беспокойтесь, Александр Сергеевич. Главное, его найти, а там уж… Теперь не упустим.

– Я лично сильно сомневаюсь по поводу «найти», а уж насчет «не упустим»… Но не стоит о грустном. Все. Будем считать, что индивидуально-воспитательную работу сегодня я с вами провел. Так что допиваем пиво и разбегаемся. Я перед уходом посмотрел наряд – завтра работаем с утра, так что надо бы успеть хоть немного отоспаться. Причем дома, – Нестеров прищурившись посмотрел на Лямина, – а не у товарища на диванчике… Ну все, давайте, мужики, чокнемся за успех нашего безнадежного дела… Хоть и говорят, что пивом чокаются только дураки.

Полина вернулась домой и первым делом полезла под душ. За сегодняшний день, видимо, с непривычки, она дико устала. К тому же Полина вообще очень плохо переносила жару, а уж провести целый день в машине под непонятно откуда забредшим на питерский горизонт палящим солнцем было для нее настоящей пыткой. После душа ей немного полегчало. Она прошла в комнату, включила любимую Патрисию Каас и, забравшись, с ногами в кресло, принялась анализировать свой первый день работы в наружке. Разложив весь день по эпизодам (эту привычку она практиковала с первого года работы в установке), Ольховская в конечном итоге пришла к выводу, что если не брать в расчет жару и усталость, то, в принципе, работать в экипаже Нестерова ей сегодня было интересно. Досадно, конечно, что поначалу к ней отнеслись, как к безрукому и неумелому балласту. Тем более обидно, что того же зеленого Лямина самого еще учить и учить. Но, видимо, так в наружке относятся к любым новичкам, особенно в случаях, когда новичок женского пола. Хотя… Как показалось Полине, водитель Паша Козырев всю смену смотрел на нее далеко не равнодушно.

Нехорошо, конечно, что вечером она так дерзко разговаривала с Нестеровым. И дело не в том, что он начальник, а в том, что бригадир много старше и опытнее нее. И к тому же мужик, похоже, неплохой, веет от него настоящей такой, крепкой надежностью. Но тут уж ничего не попишешь, виной всему ее паршивое настроение, тон которому еще вчера задал этот придурок Шлемин. И не потому, что он сунул свой длинный нос в ее личную жизнь, представленную в материалах, нарытых нашими же эсбэшниками (Вот ведь у кого сволочная служба! Копать на своих – врагу не пожелаешь.) Шлемин угадал нынешнее состояние Полины – со смертью Гурьева перевод в наружку, действительно, потерял для нее всякий смысл. Она так мечтала начать новую жизнь, она так мечтала, что для них с Антоном все еще может вернуться и что это, в свою очередь, даст ей силы для главного объяснения с Женей… Но, в итоге, осталась у разбитого корыта. Поменяла шило на мыло…

В этот самый момент как раз позвонил Камыш. Он был очень обеспокоен тем, что весь вечер не мог разыскать ее – мобильник был отключен, а к домашнему телефону она не подходила. Полина не зря считалась опытной «ульянщицей» – за какие-то пару секунд она изобрела достойную отмазку. Ее объяснение Камыша вроде бы удовлетворило, и он напомнил, что завтра вечером они идут в «Олимпию», слушать любимого им Билли Новика. Тут Полина в ужасе вспомнила, что до сих пор не позвонила в дежурку узнать, с какого часа завтра заступает их смена. Сославшись на параллельный звонок по мобильному, она быстренько отзвонилась в контору и выяснила, что завтра они, слава богу, работают с утра. Они договорились, что Камыш заедет за ней в семь, Полина положила трубку и с грустью подумала, что новый график работы и без того осложнит их нынешние отношения с Евгением. Ведь врать ежедневно это совсем не то, что врать периодически, от случая к случаю. «Ладно, – подумала Полина, – поработаю с месяц, а там видно будет. В конце концов – где наша не пропадала?»

И действительно: и там пропадала, и сям пропадала. Наша пропадала везде.