Институт благородных убийц - Анна Зимова Страница 32

— Вы смотрите хоть, что делаете? Я намыла все, а вы пачкаете.

— Где испачкано? Все чисто, видишь. — Зинаида продемонстрировала ей тарелку.

Все, что я успел написать в дневнике: Счастье — это когда тебе не надо никого убивать. В ванную, куда я вышел ополоснуть лицо, вскоре ворвалась мать и, облокотившись на стиральную машинку, выдохнула:

— Паршивка. Теперь все по новой отмывать. Дай отдышусь здесь, а не то ее стукну.

— Не лезь к ней, и она отстанет. Сама докопалась до нее с этим Сашей.

— И главное, сидит на моем обеспечении и еще жить меня учит. Я ей то, я ей сё, а понимания ноль. Я уйду — кто ей поможет? Сашенька ее? — Она нервно хихикнула. — Выдумает тоже. Что там психиатр сказал, маразм это у нее?

— Сенильная деменция.

— Один хрен — дура.

Вид белоснежно-свежей ванны умиротворил ее:

— Хорошо получилось. Не зря деньги потратила. Считай, новую вам с Лерой пока можно не ставить.

— Ага.

— Ну, или не с Лерой, это как получится.

— Ма.

— Ладно-ладно. Нравится ванна-то?

— Нравится.

— А ты говоришь, не лезь. Да если б я не лезла всюду, что бы мы вообще сейчас делали?

— И не знаю даже.

— Жалко, сестричка твоя…

— Прекрати.

— Но ванна хороша, ничего не скажешь. Целуй мамочку.

— Отстань, мамочка.

— Целуй!

Отчалившая выставка густо устлала пол рекламными буклетами, фантиками, сплющенными упаковками, в которых тонул звук шагов. Теперь павильон спешно готовился к форуму индустрии красоты. Толик, потерявший несколько бойцов в празднествах, посвященных окончанию прошлой выставки, пришел в неистовство и грозился уволить и остальных. Поредевшая бригада трудилась хоть и бойко, но категорически не укладывалась в сроки. Пришлось работать параллельно с репетициями манекенщиц, которые изрядно отвлекали внимание оставшихся в строю сотрудников.

Девчонок в павильон подвозили чуть ли не сотнями и с утра до вечера заставляли оголяться, принимать позы, маршировать прямо посреди нашего полигона. Манекенщицы, как и мы, частично болели, частично отлынивали и тоже не успевали подготовиться к празднику, что выводило из равновесия их распорядителя. На площадке метались два разъяренных главнокомандующих: наш — грузный, краснолицый, ощутимо пованивающий потом, и миниатюрный, вылизанный начальник модельного агентства. Матерились оба, впрочем, на равных. Девушек было жаль, ни одну не похвалили ни разу, лишь бранили. Они флегматично поводили глазами в ответ, когда командир называл их коровами и мочалками, и продолжали по команде сновать туда-сюда на тонких ножках, сохраняя на лицах профессиональные улыбки. Толик спрашивал у их начальника, когда тот увезет, наконец, своих девок, а то очень уж не хочется выкалывать пацанам глаза.

Мне повезло работать неподалеку от той, что рекламировала микроскопическое платье. Моделька — презрительная мина, рука на боку, сисечки бодро подрагивают в такт походке — в сотый раз прошла мимо меня, но удовольствия своего директора не вызвала. У нее были тощие изможденные ляжки, а на руках от худобы проступили вены. «Потолще-то глисты не нашлось?» — размышлял вслух Толик, поглядывая на нее.

Позвонила Лера, напомнила, что они с мамой ждут меня. После того как я повесил им кронштейн, мне поручили прикрепить еще и полки, куда будут складывать сантиметровые ленты, обмылки для черчения и прочую чепуху, что захламляет столы. Я быстро покидал вещи в сумку и, отряхнув колени, стал пробираться между полуобнаженных ароматных тел, стараясь не прикоснуться к ним своей пыльной робой.

Материн голос я заслышал еще на подходе к ателье — он был громче обычного и слишком уж беспокойным. Не о длине брюк она спорила с кем-то. Вот она замолчала. Первой, кого я увидел, была Лера, которая окинула меня вскользь невидящим взглядом и готова была уже отвернуться, когда я окликнул ее. Узнав меня, она встрепенулась, смутилась почему-то. Не улыбнулась, не подошла. Мама, стоя ко мне спиной, лихорадочно перерывала кипу одежды на закроечном столе, бормоча что-то. Я подумал, что это она там ищет, и тут заметил женщину. Она сидела на стуле у стены, и ее безмолвность, суровая недвижность не оставляли сомнений — это не клиентка, которая ждет, пока ушьют ее юбку. Аллу я представлял себе совершенно другой — этакой тетюхой с чернявыми усишками, но она оказалась миниатюрной молодухой, гладенькой, прозрачно-светлой — с отливающей розовым кожей, тусклыми пепельными волосами. Глаз белесый, злой. Тонкий ротик сжат печальной подковкой. Сидя подчеркнуто прямо, она, сложив миниатюрные ручки на коленях, невыразительно и неотрывно глядела на мать.

— Вам что-то нужно? — вежливо поинтересовалась она, переведя на меня свои светлые глаза.

— Я к Ирене Викторовне.

Услышав мой голос, мама повернулась ко мне, и меня поразила растерянность в ее взгляде. Перевозбужденная, пышущая жаром, с красными пятнами на щеках и блестящими горячечными глазами, мама являла полный антипод анемичной бледной Аллы. Сейчас особенно хорошо было заметно, что эндокринная у нее ни к черту. Их бабу-портниху я не сразу и приметил, она забилась в угол и ссутулилась так, что оттуда виднелась лишь ее седая кичка. В руках у нее были, казалось, все те же брюки. Лера стояла по стойке смирно, упершись взглядом в стол.

Уволили все же, понял я.

— Так. Это не доделано. И это надо закончить, — шептала мать, перерывая вещи.

— Ирена, не нужно ничего доделывать. Оставьте одежду в покое, все закончит Тамара, — монотонно сказала Алла. Видно было, что она обращается к матери с этим призывом уже не в первый раз.

— Надо дошить мне, она тут не разберется.

— Тут без ста граммов никто уже не разберется. Это надо же — хранить вместе и заказы и левак. Хватит там копаться. Вы меня задерживаете.

— Мне это… Так… А это что такое? — Мама никак не отреагировала на Аллины слова.

— Вы оставите, наконец, одежду в покое? Вы уволены, уходите.

Лера поманила меня к выходу и за дверью объяснила, что случилось. Чувствуя, что деньги утекают в одну и ту же смену не просто так, Алла явилась в ателье во внеурочный час и проверила каждую вещь на недавно повешенном мною кронштейне. Кронштейн, она, кстати, похвалила. Затем изъяла с него все вещи, на которых не нашла квитанций, и заявила, что отдаст их клиентам сама. Теперь она сидела на стуле, как неживой сыч, и поджидала владельцев брюк, юбок и курток. Мать попыталась отбить одежки, но наткнулась на равнодушный и недвусмысленный отказ. Ей сказали, что она уволена.

— Понятно. Я так и понял.

Лера, казалось, была слегка разочарована, наверное, надеялась на более бурную реакцию.

— Мне за последние несколько заказов не заплатили, — слышалось из ателье.

— Я так понимаю, вы заработали тут уже… неплохо. Когда я вас брала на работу, мы не договаривались, что вы будете трудиться на себя.