Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк Страница 31

И, как оказалось, ничто просто человеческое не было чуждо и гению.

Как присущих всякому гениальному человеку, Валентин Ляпунов имел и ряд, в основном обыденно-бытовых, недостатков, которые постепенно свели его преимущество в интеллекте только лишь к математической области.

И посему, со временем, нашего гения просто занесло.

Валентин Данилович Ляпунов давно нигде не работал, поэтому был лишён простого человеческого общения с коллегами.

Естественная тяга к контактам с разумными людьми выливалась у него в безудержную словесную околонаучную, точнее около математическую, диарею. В этот момент с ним совершенно невозможно было беседовать.

Любой ваш вопрос оставлялся им без ответа, как будто вы его и не задавали вовсе. Любое ваше выступление сразу обрывалось его научной тирадой на совершенно другую тему. От скуки и распирающих его идей у него было огромное, просто патологическое, желание высказаться хоть кому-нибудь, поспорить на разные темы.

Так, например, Платон и Валентин в корне разошлись во мнении о философии, её роли и месте в жизни.

Платон придерживался классической точки зрения, что философия – наука всех наук.

А Валентин считал её просто неконкретной болтологией, в отличие от конкретной математики.

Иллюстрируя математический подход к жизни, он победоносно как-то заявил Платону:

– «Вообще говоря, с точки зрения математики, даже жизнь лишена какого-либо смысла. Мало кто может чётко и внятно сформулировать, для чего он живёт. Только те, кто вносит в жизнь какой-то порядок, конкретику, систему, пытается улучшить и скрасить жизнь свою и окружающих – заслуживает уважения, как человек, не зря живущий на свете и понимающий смысл жизни!».

Платон выждал короткую паузу, давая возможность оппоненту насладиться произведённым эффектом, осторожно, но твёрдо, возражая:

– «Валентин! Мне кажется, ты здесь неправ! Может с точки зрения математической, формальной логики жизнь смысла и не имеет, а вот сточки зрения философской, или обыденной, повседневной, именно жизнь только и имеет смысл! Ибо, если бы ты, например, не жил, то и не смог бы на эту тему разглагольствовать сейчас передо мной!».

Гений пытался что-то снова возразить Платону, но тот изящно перевёл разговор на другую, лестную для оппонента тему, подводя его к остро философскому подводному камню:

– «Ой, слушай! А как ты здорово заметил по поводу семи нот и огромного количества возникающих из них вариаций музыкальных произведений!».

Лицо гения с вызывающе-напряжённой гримасой тут же покрылось снисходительно-лёгкой улыбочкой.

И в этот момент Платон дожал потерявшего бдительность спорщика:

– «А сколько же может возникнуть вариаций из десятков и сотен тысяч слов! А ты говоришь, болтология!».

Следующий раз они встретились на трамвайной остановке.

Уже в трамвае Валентин попытался изложить Платону свой подход к теореме Пифагора через золотое сечение:

– «Рассмотрим произвольный треугольник из всего множества треугольников, и запишем соотношение его сторон, как: 0 < А ≤ В ≤ С.

Возьмём подмножество треугольников, у которых соотношение сторон А/В = √φ (корню из золотого сечения).

Это примерно 0,786.

Тогда отношение квадратов этих сторон будет равняться φ, то есть примерно 0,618 (золотому сечению).

А все треугольники будут обладать свойством отношения А/В равному отношению В/С и равному некоторой величине α, лежащей в интервале 0 < α ≤1, при равенстве которой 1, треугольник становится равносторонним.

Дальнейшие мои исследования показали, что если 0 < α < φ, то треугольник невозможен.