Свергнутая с небес - Анна Данилова Страница 31

– Хорошо.

– Ты знаешь, как его зовут?

– Да, у меня записано: Владимир Иванович Кошелев.

– Может, ты меня поцелуешь? – вдруг прошептала, краснея, Наташа и, отставив поднос подальше от себя, похлопала ладонью по одеялу, приглашая Василия поближе к себе. – Не знаю, было у нас что или нет, но ты мне так нравишься…

Китаев зажмурился, а когда открыл глаза, Наташа с аппетитом ела кашу, запивая ее кофе.

– Ты мне сейчас ничего не говорила?

– Говорила… Я спросила у тебя про соседа, а что?

– А поцеловать не просила?

– Я-а?! – Наташа чуть не захлебнулась кофе. – С чего это?

– Ты еще сказала, что я нравлюсь тебе.

– Может, и нравишься, но это еще ни о чем не говорит…

Василий взглянул на окно, залитое дождем, на серый городской пейзаж и, подумав о том, что слишком уж много мрачных тонов для одного утра, бросился на кровать, на Наташу, сбив поднос и схватившись руками за теплую и мягкую ткань голубой пижамы, распахнул ее… Он увидел нежно-розовое тело, малиновые соски, бледную шею, и сразу же все вокруг заиграло теплыми тонами… Ласковые руки обвили его шею, и он почувствовал молочный запах каши… Жизнь продолжалась…

Спустя время он, остывая от объятий Наташи и чувствуя легкую и приятную дрожь в коленях, сидел в чистенькой и уютной гостиной соседа покойного Маркова, которого звали Владимиром Ивановичем Кошелевым, и задавал ему вопросы.

– Когда вы видели в последний раз вашу соседку, Ларису?

Владимир Иванович, крупный полноватый мужчина лет шестидесяти в добротном спортивном костюме и почти новых дорогих домашних туфлях, суетился, сервируя журнальный столик: маринованные огурчики, нарезанный тонкими ломтиками сыр, хлеб, запотевшая бутылка водки, рюмки, вилки, белые тарелочки с золотым ободком… На крупном носу его поблескивали очки, толстые губы улыбались. Бегающий взгляд и розовые трясущиеся щеки выдавали в нем закоренелого онаниста.

– Знаете, Василий, не могу сказать точно, но в день смерти Юлия вроде бы не видел… А так видел довольно часто, по-соседски улыбался ей, спрашивал ее о каких-то пустяках, помогал иногда донести сумки до двери…

– Какая она, эта женщина, о которой я уже так много слышал?

– Сказать красивая – ничего не сказать. Она была очень хороша, эта женщина, мила, приветлива, у нее была такая улыбка…

– Вы говорите «была»…

– Понимаете, Лариса в моем представлении была человеком адекватным, нормальным, и за ней, насколько мне известно, не водилось никаких, как сейчас говорят, загибонов… Она отлично знала, что такое хорошо и что такое плохо… Ну не могла она взять и исчезнуть, раствориться, не давая о себе знать… Я в том смысле, что если бы она была жива, то непременно объявилась бы, в крайнем случае позвонила бы мне или кому-нибудь еще… Понимаете, они с Юлием хорошо жили, они любили друг друга, между ними были очень нежные отношения. Конечно, для тех, кто не видел, как они воркуют друг с другом (а я-то имел счастье видеть!), их поведение могло бы показаться странным. Ведь они вдвоем никуда не ходили, он словно оберегал ее от посягательств других мужчин. Полагаю, он был очень ревнив. А она, Лора, и не бунтовала, и как будто не тяготилась этим…

– Она что, вообще не выходила из дома?

– Как же, выходила. В магазин, на рынок, я же говорю, что помогал ей сумки нести… Она была женщиной домовитой, хозяйственной… У них дома всегда было чисто, приятно зайти… Она и готовила хорошо, и Юлик выглядел ухоженным. Понимаете, они жили друг для друга, и им никто не был нужен…

– А вы не видели рядом с Ларисой никакого мужчину? Вдруг она встретила своего бывшего мужа или родственника…

– Нет, я никогда не видел ее с другим мужчиной.

– Но куда она могла деться? Она же взяла вещи, причем тщательно собиралась, словно бы никуда не торопилась…

– Я думал об этом. Мне и Наташа тоже говорила, мы с ней как-то тут беседовали… Может, они с Юликом собирались куда-то вместе? Он говорил что-то про Египет, что мечтает… Но у него не было денег, это я точно знаю, потому что он у меня не так давно занимал две тысячи рублей… Он работал, много работал, вы же понимаете, чтобы содержать женщину, нужны средства… А много ли мог получать он в своем магазине? Сущие копейки. Поэтому, когда они были на мели, он иногда одалживал у меня небольшие суммы. И страшно смущался при этом. Но все равно, тот стыд, что он испытывал передо мной, своим соседом и приятелем, был пустяком по сравнению с тем стыдом, который он мог бы испытывать от безденежья перед своей женой… Мы отлично понимали друг друга, и я всегда был рад помочь ему.

– Она никогда не рассказывала вам о том, где прежде училась, работала, была ли замужем?.. Понимаете, мы никак не можем установить ее личность. В квартире нет ни одного документа, с помощью которого мы могли бы определить хотя бы ее фамилию. Только фотографии…

– И об этом я тоже думал. Куда она могла подеваться? Если предположить, что у нее было время на сборы, то этот факт исключает полностью версию о том, что ее могли похитить… Она вышла из квартиры по своей воле, это ясно…

– Но куда она отправилась? И как это связать с тем, что ее мужа отравили… Слишком много вопросов… Я очень надеялся, что хотя бы вы прольете свет на это дело. Но вижу, что и вы мало что о ней знаете… Жила себе по соседству молодая женщина, не привлекая к себе внимания…

– Я бы рад помочь, но не знаю, что еще о ней рассказать.

– Может, Марков что-нибудь рассказывал о своей жене?

– Да нет, он не такой человек, чтобы обсуждать свою жену с кем-то… Но я бывал у них, они иногда приглашали меня, старого холостяка, к себе в гости, на ужин, к примеру… А вот других гостей я у них и не видел. Да, я только теперь начинаю понимать, что Юлик жил не так, как другие… Помянем моего соседа, прекрасного человека, Юлика Маркова?

Владимир Иванович подвинул к Василию поближе закуску и привычным, быстрым движением опрокинул в себя рюмку водки. Вытер ладонью рот и тяжко, надрывно вздохнул.

– Какие же все люди разные. – Его потянуло на философию. Розовыми толстыми пальцами он перебирал на тарелке ломтики сыра, Василий, глядя на это, поморщился.

– Скажите, Владимир Иванович, а вас-то что связывало с Марковым? Только чисто соседские отношения? Юлий не посвящал вас в свои проблемы, помимо материальных, конечно?

– Да у нас сейчас материальные проблемы превыше остальных, ничего уж тут не попишешь… Хотя мы с Юликом играли в шахматы. Он великолепно играл, обставлял меня только так! Умнейший человек был, ничего не скажешь. Знаете, таким людям прощаешь слабости.

– По-вашему, единственной слабостью вашего соседа являлся тот факт, что он жил обособленной, тихой жизнью и скрывал от окружающих свою жену, да?

– Не думаю, что он один такой в своем роде… К тому же, если бы Лариса была невзрачная, вряд ли он вел бы себя так. Понимаете, он панически боялся ее потерять… И, думаю, если предположить невероятное – что она от него все же ушла, собралась, как вы говорите, тщательно, обстоятельно и ушла, – то у Юлика разорвалось бы сердце… Правду вам говорю. У него вся жизнь была в Ларисе. Я сказал вашим людям, кода меня допрашивали, могла ли Лариса иметь отношение к смерти Юлика, и я ответил, что такая женщина, как она, не способна на преступление… Но это смотря что понимать под преступлением. Я имел в виду само убийство или причастность к убийству. Но и второе тоже имеет двоякий смысл, ведь если она бросила его и довела таким образом до самоубийства, разве она не причастна к его смерти?