Седьмое море - Наталья Андреева Страница 31

— Я лишь сторонний наблюдатель, — сразу предупредил Семен Абрамович. — Один говорит одно, другой другое. Но в общих чертах дело было так…

…Поначалу Сажин обрадовался, что дочка зачастила к нему на работу. И даже сказала:

— Пап, я жалею, что поступила на международную журналистику. Мне следовало пойти в финансовую академию. Экономика и маркетинг — вот что меня теперь интересует. Мне нравится у тебя в офисе.

«Мне нравится у тебя в офисе…» Кретин! Что интересного для девятнадцатилетней девушки может быть в конторе, где с утра до вечера звонит телефон и где люди заняты решением скучных проблем: сбыт, доставка, ассортимент?.. Но Сажин принял все за чистую монету, потому что Алису он обожал. Серьезная девушка, у которой почемуто нет парня. И которой отец предрек мужчину с арбалетом. Не ошибся только в одном: парни дочку не интересовали. Двадцатилетние сопляки, ее ровесники, мигом пасовали перед девушкой с рапирой. Защита — ответ. Реакция Алисы была молниеносной, а они, эти инфантильные юнцы, заметно тормозили.

В кабинет Дана Сажин, как всегда, вошел без стука. Просто толкнул дверь ногой: где, мать его, этот «генеральный» тупица? И оторопел. На коленях у Дана сидела Алиса. Они целовались. При виде отца Алиса вскочила, но из кабинета не выбежала. Так и осталась стоять у кресла, в котором медузой растекся Дан. Вот он испугался. Сделался белее мела, губы задрожали.

— Алиса, выйди, — велел отец.

— Нет.

— Что?!

— Все, что ты хочешь сказать, папа, смело говори при мне. У нас с Даном нет друг от друга секретов.

Сажин на какоето время потерял дар речи. Она сказала — Дан?! Да он же в два раза ее старше! Какой мерзавец! Кулаки невольно сжались.

— Да, Дима. То есть Дмитрий Александрович, — видя, как смело ведет себя Алиса, Голицын заметно приободрился. — От вас никаких секретов. Мы и не прячемся.

— Ты же, сволочь, женат!

— Ты прекрасно знаешь, в каких отношениях мы находимся с Анжеликой. — Дан важно поправил галстук. — Мы давно уже не спим вместе…

— Заткнись! — рявкнул Сажин. — Не то я тебе рот заткну!

— Папа!

— Ты что, не понимаешь?! Ты еще девочка, а он, развратная скотина, тащит тебя в постель, пользуясь твоей наивностью!

— Да это я его тащу! Я!

— В самом деле, Дима, — поежился Дан. — Ты бы сначала разобрался.

— Алиса, выйди!

— Никуда я не уйду!

Она сверкнула глазами. Скрестились два грозовых взгляда, в обоих молния. «Да, Сажина», — невольно с уважением подумал он. Девушка с рапирой. Пришлось сменить тактику.

— Значит, ты решила подцепить олигарха? — вкрадчиво сказал он. — Торгуешь своей молодостью и красотой. Стыдно, Алиса. Вот уж не думал, что ты так падка на деньги.

— Это неправда! — Судя по ее тону, отец ударил в больное. — Я вовсе не изза этого!

— Да? А такая мысль напрашивается. Подружки посоветовали или сама догадалась?

Она вспыхнула и выбежала из кабинета. Они с Даном наконец остались вдвоем.

— Что, бить будешь? — скривился Голицын. — Ну, давай. Наставь мне синяков, так, чтобы дочка увидела, что ее отец зверь. Онато небось считает тебя интеллигентным человеком. Пора бы ей правду узнать. Вот ты и начни с того, что нос мне разбей. Или руку сломай.

Он еле сдержался. Ну и мразь!

— Дан, ты соображаешь, что делаешь?! Я тебя за Дашку грозился убить, а уж за дочь…

— Если хочешь ее потерять, давай. Действуй. Помоги мне. А то я опять спасую, как и тогда, двадцать лет назад. Не трахну телку, которая мне понравилась.

Телка?! Это он об Алисе?! Сажин всетаки вмазал, не сдержался. Так, что Дан отлетел к стене и сполз по ней на пол. Из разбитой губы текла кровь.

— Хочешь, верь, Сажин, хочешь, нет, но это она меня тащит в постель. А я не в силах больше сопротивляться, потому что девочка больно красивая. Вот ты бы на моем месте устоял?

Ему хотелось ударить ногой в это ненавистное лицо. А потом еще раз и еще…

Поскольку он молчал, Голицын сплюнул на пол кровь и выбитые зубы и с гадкой усмешкой сказал:

— В вашей супружеской спальне, на стене, часом не висит моя фотография? А то все это странно. Сначала мать, потом дочь.

— С месяц походишь к стоматологу, тебе будет не до любви. А там посмотрим. — И он захлопнул дверь с такой силой, что завибрировал косяк.

Он уже понял: Алиса девушка умная. Поэтому надо убрать кулаки и включить мозги. Первонаперво попробовать до нее достучаться. Должна же быть причина? Он так и спросил в кафе, куда Алиса пришла на мирные переговоры:

— Объясни: почему? Ты ведь знаешь о том, что у твоей матери был студенческий роман с Голицыным?

— Конечно! Кто ж об этом не знает?

— Ей тогда тоже было двадцать. Она влюбилась на стадионе, потому что Дан красиво бежал. Ну а ты? Когда это случилось? Как? Почему именно он?

— Первый раз девушки влюбляются в самогосамого. А самыйсамый — это ты, папа. Дан первый после тебя. Я понятно объяснила?

— Вполне. Я понимаю, что давить на тебя бесполезно, потому что ты — Сажина. В тебе есть сила. Да, ты справишься, независимо от того, есть у твоего избранника деньги или нет. Ято справился. Я тебя прошу об одном: дай мне год. Когда тебе исполнится двадцать один, ты вольна делать все что вздумается. Хочешь — выходи за него замуж, хочешь — живи так, гражданским браком. Но через год.

— Зачем тебе это? — с интересом спросила Алиса.

— На все нужно время. Дан не герой, он столько не выдержит.

— А ты уверен, что мне нужен герой? — рассмеялась дочь. — Я не мама.

— Хочешь создать для него идеальный мир? Закрыть собой? Алиса, ведь он же ничтожество! Неужели ты этого не видишь?

— Выходит, мама полюбила ничтожество? А ты полюбил ее. Както странно получается, папа. Тогда что с тобой не так?

— Все так, — пробормотал он. Разговор пустой. — Так ты даешь мне год?

— А ты даешь слово, что через год нас благословишь?

— Да.

— Клянешься? Здоровьем мамы?

— Клянусь.

— Хорошо. Но я буду жить одна.

— Алиса!

— Я же сказала, что не буду с ним спать! — повысила голос она. — Я тоже умею держать слово! Я перееду на съемную квартиру, буду работать в холдинге у Дана, посмотрю, как там все устроено. Мне реально это интересно.

— Идет.

«По крайней мере, у меня есть год…»

Он проводил дочь, поднялся к себе в кабинет и вызвал начальника службы безопасности. Спросил:

— Леня, ты знаешь, кто я?

— Обижаете, Дмитрий Александрович!