Немецкий детектив - Вернер Тельке Страница 31

Фельдер заметил:

— Мне кажется, пока мы чертовски мало знаем.

* * *

Полицай-президиум, 9.38. Разговор советника Хедриха с комиссаром Циммерманом:

Хедрих: Ночь прошла относительно спокойно.

Циммерман: Да, ничего существенного не произошло.

Хедрих: Как продвигается дело Хорстмана?

Циммерман: Не очень. Но одно мне ясно: искать нужно в таких местах, где кишат фраки и белые бабочки.

Хедрих: Значит, в ближайшее время вам понадобятся люди.

Циммерман: Пока еще нет, постараемся справиться сами. Но вот в таких случаях всегда предпочтительно обойтись без лишней спешки. Или на нас кто-то давит?

Хедрих: Угадали. И не кто иной, как генеральный прокурор доктор Гляйхер. И от него не избавиться.

Циммерман: Переправьте его на меня.

Хедрих: Милый Циммерман, я давно это сделал. Но когда он до вас доберется, вам или кому вы там поручите, придется рассказать все, что он захочет. А вы знаете — хочет он всегда слишком многого.

Циммерман (без особого восторга): Как-нибудь справлюсь.

* * *

Разговор комиссара Кребса с инспектором Михельсдорфом. 9.57:

Михельсдорф: Вот данные по Хелен Фоглер, частично — из нашей картотеки, но с новыми дополнениями. Хотите послушать?

Кребс: Будьте любезны.

Михельсдорф: Хелен Фоглер, двадцать пять лет, отец — чиновник управления шоссейных дорог в Мюнхене, мать умерла при родах. Воспитывалась у тетки, сестры отца. Закончила частную церковную школу с приличными оценками почти по всем предметам, кроме математики, физики и химии. В шестнадцать забеременела. И повела себя довольно необычно. Отказалась назвать отца ребенка, как ее ни уговаривали, — ведь было подозрение на изнасилование. Вкупе со слабым здоровьем это было бы достаточным основанием для оправданного и вполне легального аборта. Но она оставила ребенка, настаивая, что вырастит Сабину одна. Попыталась подыскать работу на неполный день. Отец помогал ей по мере сил. До сих пор она получает от него каждый месяц полторы-две сотни марок. Работала продавщицей в универмаге, билетершей в кино, официанткой в нескольких ресторанах и ночных клубах. И при случае подрабатывала проституцией.

Кребс: Вам не кажется, что ей от жизни и так досталось и нам следует ее поберечь?

Михельсдорф: Нет, не кажется. Вы же лучше меня знаете, что у нас не бывает особой мороки с профессиональными преступниками и рецидивистами — их мы всегда сумеем обезвредить. Но зато сколько проблем с людьми, нарушающими закон от случая к случаю, непредсказуемыми в поступках и от того гораздо более опасными. Вроде этой Фоглер, которая не желает нам помочь и упорно молчит.

Кребс: Понимаю, чего вы боитесь. Нападение на Фоглер для преступника закончилось неудачей, и он не успокоится, пока все не повторит и не доведет до конца. Такое случается не впервые.

Михельсдорф (охотно подтверждая): В том-то все и дело! И не только. Мой опыт подсказывает, что такому насильнику важно только повторить и завершить нападение, а на ком — неважно, хоть на ком угодно. Так что под угрозой не только Фоглер. Но она — ниточка, ведущая к преступнику. Она его знает и должна заговорить. Ну так что, нажмем?

Кребс: Попытаемся.

* * *

Полицай-президиум, 10.18. Разговор комиссара Крамер-Марайна, дорожная полиция, с комиссаром Циммерманом и инспектором Фельдером:

Циммерман: Принесли что-нибудь новенькое? Такое, чтоб дух перехватило?

Крамер-Марайн: Ничего подобного. Напротив, должен признаться, что одна вещь, на которую я очень рассчитывал, не вышла. Автомобиль, которым переехали Хорстмана, был поврежден. Я надеялся, что кто-нибудь позвонит — из гаража, с бензоколонки или из мастерской. Но в радиусе ста километров — ни-че-го!

Циммерман: А что если хозяин машины — сам владелец бензоколонки или гаража или один из сотрудников?

Крамер-Марайн: Да, это вполне возможно и заслуживает внимания. Но есть и еще одна надежда. Наш эксперт Вайнгартнер занялся кусочками лака с кузова. Он считает, что это совершенно новый специальный вид покрытия. Если это подтвердится, число подозрительных машин в районе Мюнхена ограничится лишь парой дюжин.

Циммерман: Знаете, в нашей работе мне больше всего нравится, когда эксперт в какой-нибудь тихой лаборатории своими штучками способен доказать вину преступника, которого он в жизни не видел и не увидит. Причем настолько доказательно, чтобы убедить и суд. В сравнении с ним я сам себе кажусь неотесанным болваном, который роется в навозной куче.

* * *

Комиссар Кребс без особого воодушевления копался в бумагах. Порой он что-то записывал, засовывая листок в карман. Для этого была своя система. В левый боковой карман пиджака он клал заметки по делам, которыми он сам занимался, в правый — по другим, не столь важным. В левый нагрудный — выписки из своей собственной картотеки, а в правый — всякие статистические данные, в основном закрытого характера.

Свою секретаршу фрау Ризи он попросил принести собранный в отделе материал о «непрофессиональной проституции». Через минуту первая папка уже лежала у него на столе. Заметив удивление комиссара, фрау Ризи пояснила:

— Михельсдорф предупредил меня, что вам наверняка понадобятся эти бумаги. Потом я принесу следующие.

Кребс благодарно улыбнулся. Годами он боролся за то, чтобы в криминальной полиции работали такие женщины, и к себе в отдел брал их на все более-менее подходящие должности. И результаты были удивительные. Интересно, что сам Кребс совершенно не умел общаться с женщинами и был с ними совершенно беспомощен.

— Есть для меня еще что-нибудь? Фрау Ризи замялась.

— Да, но не знаю, как вам сказать. На моей памяти такого еще не было. К вам посетитель.

— Ко мне? — удивился Кребс. — Кто-то пришел ко мне по делу?

— В том-то и дело, что нет, — подчеркнула секретарша. — В приемной ждет какая-то девочка, на вид лет восьми. Я попыталась расспросить ее — впустую. Узнала только, как ее зовут.

— Сабина? — Комиссар заметно обрадовался.

— Да.

— Пусть войдет!

Сабина Фоглер вошла в кабинет, подошла к вскочившему Кребсу, с интересом оглядела его и подала руку.

— Вы меня помните?

— Ну разумеется, Сабина. Проходи и садись поближе. Я рад, что ты пришла!

— Правда? — серьезно спросила девочка.

— Правда, очень рад! — заверил ее Кребс, не слишком опытный в общении с детьми. — Тебя прислала мама, Сабина?