Под ручку с мафией - Марина Серова Страница 31

— Получается, что он крупно подвел тебя. Ты сейчас в состоянии соображать?

Он слабо улыбнулся:

— Почти.

— Тогда давай рассудим. Страдаев, очевидно, по своей серости и неопытности, умудрился отдать коллекционные экспонаты, да сюда еще и ювелирка матушки твоей приплелась, не отхлопотав никаких гарантий, что за это заплатят. Бандиты, не будь дураками, платить не стали. Более того, возник шантаж. Как? При каких обстоятельствах?

— Иван Антонович пригрозил им, что все расскажет милиции, а они перевели стрелки на меня — пообещали и свидетелей, и соучастников выставить, доказать где угодно, что я сам ограбил свой дом!

Господи, святая простота! Мне захотелось найти чьи-нибудь штаны почище, чтобы не вымазаться, пока буду вытягивать из них ремень, и спустить у этого великовозрастного дитяти шкуру с голой задницы.

— Иван Антонович отказался от этой идеи, но они стали требовать денег, ту же сумму, что была мне нужна, обещая, что за них отдадут назад экспонаты, а не дадим — и коллекцию потеряем, и меня ославят.

— А как же матушкины драгоценности?

— Пропали они! — Стас поник головушкой. — Навсегда!

Он поднялся пошатываясь, ноги его держали плохо, дошел до стола, взяв с него бутылку, уселся в кресло. Я смотрела на него, испытывая сложные чувства — жалость, брезгливость и раздражение в одном букете.

— Я не хотел бы больше встречаться с вами, Татьяна Иванова! — обратил он мутный свой взор ко мне, основательно приложившись.

— Это обоюдно, миллионер.

Все! Даже отношения выяснили.

— Как Страдаев оценивает мою деятельность?

«Миллионер» скривился и опустил очи долу.

Я медленно двинулась к нему. Почуяв неладное, Стас поспешил с ответом:

— Сказал, что, если бы не вы, все уже закончилось бы самым наилучшим образом.

— Каким именно?

— Отстали бы от нас, а коллекцию себе оставили.

— Ты хоть понимаешь, какую дерьмовую кашу заварил, Шубаров?

— Впору вешаться!

— А что, это идея! — поддержала я его с энтузиазмом. — И все сразу кончится.

— Вы полагаете? — И он опять поднял бутылку.

— Напьешься, скотина! — заорала я, отбирая у него водку. — А тебе еще надо хорошему человеку позвонить, заложить меня и себя тоже с потрохами. Он ведь должен знать все, иначе обойдутся с тобой, как с Ковриным, ты что, этого хочешь?!

— Нет! — завопил он изо всех сил, уперев в меня ненавидящий взгляд.

Пощечину на этот раз я отвалила ему полновесную, вложив в нее и страх свой, и Костину пачку денег, и девчонку с вымазанными соусом сосками, и копошащийся вонючий клубок человеческих червей в полутемной комнате.

— Сука! — выплюнул он вместе с кровью из разбитого рта.

Грохот небольшого взрыва, раздавшийся сзади, заставил меня отпрянуть в сторону. В проеме выбитой двери стоял Константин, элегантный и спокойный, только желваки вздувались на худом и бледном лице.

— Вышвырни ее к чертовой матери, немедленно! — завопил Стас еще громче.

— Ты, тварь голая… — начал было Константин, но я, спасая положение, быстренько удалилась из помещения, зацепив Костю за рукав и увлекая за собой.

На ступеньках лестницы остановилась, не могла не перевести дух, не опереться на мордобойца моего, твердого и чистого.

— Я искал тебя, — сообщил он, сжимая мои локти. — Что там у вас… — не закончил — сверху донеслись задыхающиеся звуки:

— Сучка ты, сучка, все из-за тебя перевернулось!

Перевесившись через перила, Стас грозил нам полусогнутым пальцем.

Боже мой, он опять не в себе! Ненадолго же хватило моей терапии!

— Он тебя найдет, все равно найдет, слышишь?

Я толкнула Костю вниз, а сама задержалась, чтобы рассмеяться в это перемазанное кровью и соплями лицо:

— Не свались, чадо, костей не соберешь!

* * *

Внизу, забрав у Константина не потребовавшуюся ему пищалку, я с облегчением покинула особняк Шубаровых. Перед расставанием Костя хотел отдать мне часть денег из пачки, которыми ему заплатили за унижение, но я отказалась. Деньги у меня еще были.

Машина, припаркованная в темноте, оказалась в компании — возле нее маячила фигура, двинувшаяся навстречу, стоило мне показаться на улице. Сергей-ножеточец, которому я отдала фото Джентльмена. Что-то утомлена я для новых забот в этот затянувшийся вечер.

— Вы предложили Цибизу товар. — Сергей без вступлений начал с дела. — Цибизу товар подошел. Он у вас товар покупает.

И вручил мне давешний пакет с фотографиями. Я, слабо соображая, что к чему, мотнула на всякий случай головой, но его уже не было рядом, только звук удаляющихся в темноту шагов.

В машине я изможденно откинулась на сиденье, закрыла глаза. Несколько минут неподвижности и тишины. Одиночества и темноты. В голове гудело. И в теле тоже. Кофейная и алкогольно-бутербродная диета последних дней давала о себе знать слабостью в коленках. Сейчас бы чего-нибудь простого и здорового, безо всяких изысков — жареной картошки или яичницы с салом. Макарончиков с сыром и молока. И кофе, черт возьми! Устроим?

С неприязнью взглянув в последний раз на фигурную стену и фонари-пирамидки над воротами, я двинула прочь отсюда. Сзади, всю дорогу до дому, неотвязно, как тень, следовала точная копия моего экипажа, может, чуть темнее цветом.

Асфальтированная площадка перед подъездом, где я обычно оставляю машину, была занята измызганным дальней дорогой «Запорожцем».

«Наглец!» — аристократически укорила я его от имени своей «девяточки», останавливаясь поодаль.

Мафиози выпали из поля зрения, да и то, не домой же их приглашать.

Все, теперь я свободна до самого утра! Вот только господину Страдаеву желаю спокойной ночи от всей своей души. Пусть он спокойно поспит и даст спокойно поспать другим. Мне, например.

Зажгла в салоне свет, глянула на себя в зеркальце заднего вида. Бледновата что-то Татьяна Иванова. Ничего, зато глаза и губы кажутся ярче. Сумочка с ключами, ножом, костями. А ну…

9+36+17. Что же это? Ага! «Страсть глупцов — поспешность, не видя помех, они действуют без оглядки».

Да не поспешно я действую! По-моему, кости последнее время гадают не мне.

Что-то еще было. Пакет с фотографиями. Нет, не пустой! Выуживаю из него на свет две симпатичные бумажки. Две по сто. С президентом. Есть повод испытывать удовлетворение. Хотя, деньги у меня еще были…

Входя в родной подъезд, я прочувствованно продекламировала про себя бессмертные слова: «И дым отечества…» — и впрямь, дым. Лифт не вызывается, между этажами на площадке мелочь дворовая дымит сигаретами. Заметив меня, поспешно подбирают ноги, кто помладше, зажимают окурки в кулаки.