Шерлок Холмс. "Исчезновение лорда Донерли" и другие новые приключения - Н. М. Скотт Страница 31

– Попробую поточнее описать их, мистер Холмс. Мистер Мортли Адамс высокий, ростом где-то шесть двадцать, с острыми, как у эльфа, ушами, торчащим кадыком и абсолютно лысой головой. Одет он был как обычно одеваются священники. Ах да, самое главное – левый глаз у него не двигался, смотрел в одну точку. Я еще подумала, что это не глаз, а стеклянный шарик.

– Вы исключительно наблюдательны, сударыня, – похвалил ее Холмс. – Одного мы теперь узнаем без труда, а что же его сообщник, мистер Силас Лавербрингер?

– Этот похож на обезьяну. Низкорослый, приземистый, кривоногий. У него кустистые брови, прямые волосы мышиного цвета, торчащие из-под кепки, и густая черная борода.

– Я не я, если это не маскировка, Ватсон! Благодарю вас, миссис Бейнс, теперь, если позволите…

– А костюм на нем был точно с чужого плеча, – добавила женщина и поджала губы, – и галстук криво повязан.

– Значит, вы говорите, кривоногий, – пробормотал Холмс. – Кто-нибудь из посторонних знал, что у вас в сейфе хранится коллекция яиц Фаберже?

– Как не знать, мистер Холмс! Не далее как в прошлом месяце журнал «Ледиз войс» опубликовал статью о моей бабушке Кониетте Де Карло, ее оперной карьере, о ее наставнике и импресарио Тонти, который помимо всего прочего был ее любовником. Там же был упомянут и его подарок, который теперь хранится в доме наследницы, то есть в моем доме.

– Хм, «Ледиз войс» весьма популярный журнал, и это не может не беспокоить. Выходит, что благодаря этой статье все воры Лондона получили оповещение о ваших драгоценностях.

– Ах, мистер Холмс, я сердцем к ним привязана и ни за что не решилась бы отдать их на хранение в какой-нибудь банк, ведь я так люблю ими любоваться.

– Увы, теперь другие люди без лишних сантиментов любуются вашей коллекцией, – довольно грубо заметил Холмс. – Впрочем, яйца, скорее всего, разберут по камешкам – так их легче и безопаснее сбыть на черном рынке. Каждый сапфир, рубин или бриллиант стоит немалых денег. Я знаю, что в Ист-Энде орудует несколько банд, специализирующихся на кражах драгоценных камней, для них это обычное дело.

– О боже, моя бедная бабушка, наверное, в гробу сейчас переворачивается. Так из них вынут все камни и продадут, вы говорите?

– Разумеется. В результате драгоценное изделие утратит свою ценность и будет навсегда потеряно для законного рынка. Так что мы должны торопиться, пока этого не произошло, – говорю вам как человек, имеющий опыт в расследовании подобных дел. Ватсон, у вас еще остался табак? А то у меня весь вышел.

– Конечно, угощайтесь.

Я протянул ему свой корабельный табак, и Холмс быстро набил трубку.

– Отлично. Полагаю, миссис Бейнс, вы поставили в известность местную полицию? – спросил он, неторопливо раскуривая трубку.

– Ничего другого нам не оставалось, мистер Холмс, – ответил ее муж. – Хотя я лично не доверил бы этим болванам даже зашнуровать ботинки на ногах моей жены, не то что искать ее драгоценности.

– Наши воры несомненно в курсе, что их разыскивают и повсюду шныряют полицейские в гражданском, и в городе, и на станции. В беркширском участке служат не такие уж болваны, мистер Бейнс. Во всяком случае, они не преминут задержать Мортли и Лавербрингера, если те попадутся им на глаза. Что ж, дичь поднялась, и мы с доктором Ватсоном начинаем преследование. Ваши хозяйственные постройки, коровники и прочее… мы хотим осмотреть их.

– Это направо, мистер Холмс, по бетонной дорожке. Там еще мой старый плуг и крытая повозка.

Весь скот был на пастбище, и мы без помех могли обследовать помещения. Мистер Мартнер, скотник, в разговоре с нами упомянул, что куда-то подевалась их призовая свинья Мертл. Наверное, ушла за ограду и заплутала в поле. Ее искали, но не нашли, и он боялся, что теперь и не найдут.

– Может быть, она свалилась в канаву, переломала ноги и сдохла, – с грустью предположил скотник.

– Жаль. Хорошие свиноматки очень ценны, – искренне посочувствовал я.

– Еще бы! Это призовая пятнистая свинья беркширской породы. У них очень редкая щетина и сочное белое мясо. – Мужчина закурил, но, увидев хозяина и еще несколько человек, поспешно бросил сигарету на пол, затоптал ее и схватил вилы, чтобы продолжить работу.

Оказалось, что из беркширского участка прибыли полицейские. Холмс разговорился с ними.

– Удалось ли вам что-нибудь узнать? – спросил он, нетерпеливо постукивая тростью о бетонный пол.

– На прошедшей неделе в Мейденхеде видели двоих незнакомцев, которые интересовались, как добраться до фермы «Ларчиз». Хозяин гостиницы подробно их описал – один высокий, другой пониже.

– Хм, – буркнул Холмс, – это называется подробно? А как же цвет волос, глаз, черты лица, дефекты кожи, осанка, походка, одежда?

– Нет, сэр, таких тонкостей он не запомнил.

– Что ж, негусто. Но вы хотя бы послали людей на железнодорожные станции, сержант?

– Конечно, сэр. Мы установили наблюдение на станции в Мейденхеде. Также наш человек следит за проезжающими через городской мост.

– А ближайшая станция, сержант?

– Какая станция, сэр?

– Тэплоу. Мы сами добирались оттуда. Поезд из Лондона останавливается там раз в час.

– Да, сэр, но Тэплоу не наш участок. Тэплоу относится к Бакингемширу, пусть они там и наблюдают.

– У вас все как в аптеке, друг мой, – усмехнулся Холмс. – Вы слышали, Ватсон? Мы немедленно возвращаемся на станцию Тэплоу и расспрашиваем смотрителя, не видел ли он у себя кого-нибудь похожего на Мортли Адамса. Надеюсь, вы не откажетесь, мистер Бейнс, дать нам на время вашу чудесную двуколку?

– Я сам отвезу вас, джентльмены.

* * *

Мы снова пустились в путь по беркширским полям. Светило солнце, дул теплый ветерок, наша лошадь неслась легким галопом среди овсов и пшеницы. Я думал о том, что скоро время обеда и хорошо бы заехать в ресторан, виденный нами в Мейденхеде. Еще мне казалось, что у нас пока мало улик, чтобы утверждать, что именно эти двое похитили коллекцию, однако я привык доверять чутью Холмса, а Холмс явно что-то почуял.

В Тэплоу мы попрощались с Теолодиусом Бейнсом, прошли через живописный вестибюль в сельском стиле и вышли на платформу. Жарко припекало солнце, громко гудели пчелы, привлеченные клумбами с душистым горошком и цветочными ящиками на окнах станции. Через десять минут ожидался поезд, следующий в Лондон.

Холмс потянул меня за рукав, указывая взглядом на длинный гроб под холщовой тканью, стоявший на тележке у почтового отделения. Мы почтительно сняли шляпы. В этом не было ничего необычного, ибо гробы часто перевозят по железной дороге, но Холмс, конечно, не преминул подойти и прочитать, куда направляется груз. «Оплачено. Ланнон, Мэрилебон, на попечение гробовщиков» – гласила надпись на бирке.

– Бедняга может ехать без билета, – вздохнул я.