Вырванное сердце - Алексей Сухаренко Страница 31

Митрофановна торопливо поднялась со скамейки и целеустремлённо направилась к своей подопечной. По дороге она почувствовала какую-то необъяснимую тревогу и поэтому, проходя мимо церкви, решила подать милостыню.

«Надо сделать доброе дело, порадовать Бога. Глядишь, и мне благодать и удача небесная в ответ придут».

Дарья Митрофановна не любила подавать милостыню. Она считала, что люди должны работать, а не протягивать руки за подаянием. Исключение она делала только больным и инвалидам, лишённым физических возможностей трудиться. Вот и на этот раз она стала высматривать кого-нибудь без руки или ноги. Однако у входа на территорию храма сидели два мужика трудоспособного возраста и две пожилые цыганки. По внешнему виду мужчин можно было сделать однозначный вывод, что вся их счастливая жизнь давно утонула на дне бутылки и сейчас, добрав ещё пару пригоршней мелочи, они сорвутся к ближайшему винно-водочному магазину. Цыганки – те и вовсе профессиональные нищие-попрошайки не заслуживали от Митрофановны даже доброго взгляда.

«Вот вороны, на всё пойдут, лишь бы не работать! И обмануть могут под гипнозом, и обворовать, и наркотой притравят. Ничем не брезгуют. А эти, видишь, пришли милостыню просить! А под пуховыми платками наверняка прячут серьги да цепи золотые. А если и в рот цыганский глянуть, так и вовсе – золотом обставлен, словно Царские врата в церкви».

Так и не подав милостыни, Дарья Митрофановна проследовала до дома и, только уже подойдя к подъезду, подумала, что надо было пожертвовать немного денег на нужды самой церкви. Сделав себе зарубку в памяти, она, уже с улучшенным настроением, поднялась в квартиру Царьковой, открыла дверь и вдруг увидела, что в доме посторонний. Женское пальто на вешалке и чужая обувь! Первый неопровергаемый признак. Доносящийся из комнаты больной еле улавливаемый незнакомый голос – второй. Сразу всё стало по своим местам: и непонятная тревога на душе, и суета у церкви.

Митрофановна осторожно выглянула из коридора и увидела лежащую на кровати у Царьковой молодую женщину. Не полностью, конечно. Привалилась бочком, словно близкий человек, пришедший навестить больную родственницу. Митрофановна опешила от такой наглости и даже замерла на какое-то время, приходя в себя и обдумывая свои дальнейшие действия.

– Это ещё что? Это чего ты, девка, на кровать к больной завалилась? – Не найдя ничего иного, как показать, кто в доме хозяин, Митрофановна прямо из коридора рванулась в бой.

Нарушительница порядка моментально вскочила на ноги, растерянно моргая глазами на невесть откуда взявшуюся Нужняк. Было видно, что она смутилась и теперь стояла не шевелясь, словно гипсовая скульптура, покрывшаяся стыдливым румянцем.

– Митрофановна, не шуми, дочку я свою нашла. Точнее, она меня, – вступилась за Марию Зинаида Фёдоровна.

– Ну, я ещё вчера неладное заподозрила. – Прислужница отмахнулась от её слов, словно от никчёмного насекомого. – Я же тебе говорила, что сейчас к старикам одиноким кто угодно подрулит, лишь бы квартирку оттяпать. Вот у тебя теперь и дочка появилась. Скоро и сынок следом появится.

«Не поверила! Ещё бы. Она ведь только о моей квартире думает. Больше ни о чём… Вот беспардонная баба. Взяла и оскорбила мою дочь. Что мне делать, может, наорать на неё или и вовсе выгнать? А может, поймёт? Ведь тоже мать как-никак».

— Ну зачем же вы так? Вы же меня совсем не знаете, – тихим голосом напомнила о своём присутствии патронажная сестра.

«Как же не знаю! Да я тебя, аферистку, знаю как облупленную. Приезжая из Украины или Молдавии, пытающаяся всеми правдами и неправдами заполучить квартиру. И дочкой, и внучкой, и чёртом лысым прикинешься, лишь бы своего достигнуть. С кем, интересно, ты в паре? Или вас и вовсе банда? Как же теперь эту старую дуру убедить в том, что ты обманщица? Вон взгляд у неё какой, словно наркотиков нанюхалась!»

– Вот ты, гражданочка, паспорт для начала предъяви, – начала с выяснения личности бывшая дворничиха. – Сейчас и узнаем, кто ты и откуда, такая красивая, приехала к нам.

– Нет у меня с собою паспорта, – пожала плечами молодая женщина, с извинением во взгляде посмотрев на Зинаиду Фёдоровну. – Я же не ожидала такой проверки документов.

– А! – повернулась с чувством победительницы к Царьковой её работница. – Что и следовало доказать!

– Прекрати немедленно мою дочурку оскорблять! – решительно произнесла олимпийская чемпионка. – А то попрошу тебя выйти из моей квартиры.

– Ты голос-то особо не подымай на меня, – показала свой характер Митрофановна, не желая сдавать свои позиции. – Она сейчас дочка, а завтра её след простыл. А кто за тобой судно таскать будет, если не я?

– А вы не переживайте, – неожиданно твёрдо и уверенно произнесла Мария. – Я за своей мамой сама ухаживать буду.

«Вот так, значит. Кинули меня, старую бабку, в очередной раз. Сначала Павлов на деноминации обманул, всех сбережений лишил. А я на сберкнижке тысячу девятьсот три рубля накопила. Затем в МММ Мавродий кинул. Потом дефолт 1998 года. Теперь и ты, барыня моя. А ещё интеллигентка, олимпийка, едрить твою через коромысло… Восемь тысяч этому жлобу-нотариусу отвалила. Ая-яй!»

Митрофановна вышла на середину комнаты и, повернувшись к Царьковой, поклонилась ей в пояс.

– Спасибо тебе, Зинаида Фёдоровна, отблагодарила ты меня за все мои труды. Обманула меня, старуху. Кинула на квартиру! А я, доверчивая дура, два года на тебя бесплатно горбачусь!

– Да не переживайте так за квартиру, – попыталась успокоить пожилую женщину Мария. – Не нужна она мне вовсе. Я в жилье не нуждаюсь.

Однако Митрофановна, казалось, не слышала её слов. Её мысли сейчас крутились подобно белке в колесе в поисках выхода.

– Пой, девочка, пой, только меня не проведёшь, лиса! Я сейчас в милицию сбегаю, а уж они с тобой быстро разберутся!

– Я тебе запрещаю! Не смей! – испугавшись потерять только что обретённую дочь, Царькова сразу перешла на крик.

– Да она даже документов не имеет! – опешила от её реакции Нужняк. – Ты даже не знаешь её имя и фамилию. Может, у неё и мать, и отец имеются.

– Я никогда не вру, – опустилась к кровати Мария, адресуя свои слова матери. – Зовут меня Мария Александровна. Отчество всем отказникам давали по имени врача, дежурившего в роддоме на тот момент. А фамилия у меня настоящая – Лошадкина. Так моя мама была записана.

– А! А я что говорила. Лошадкина ее мать, – обрадовалась Митрофановна. – Никакая она не твоя дочь. Ты же Царькова!

– Лошадкина! – Царькова откинулась на кровати с блаженным видом на лице. Митрофановна озабоченно подошла к её кровати, внимательно всматриваясь в выражение её лица.

– Ну что, вызывать милицию или отпустим мошенницу на все четыре стороны? – осторожно поинтересовалась дворничиха.

– Дочка ты моя родная! Не слушай эту полоумную старуху. Она совсем из ума выжила. – Олимпийская чемпионка протянула свои руки навстречу Марии, приглашая её к себе в объятия.