Клуб обреченных - Марина Серова Страница 31

Белозерский сложил руки на груди с выражением ангельского терпения на лице и произнес:

— Я, конечно, понимаю, что вам дали большую волю, но все-таки отдавайте отчет в своих словах и особенно действиях.

— Кстати, о нас. Под «нами» вы, безусловно, имели в виду представителей спецслужб. Но ведь точно такой же представитель только что пришел в кабинет вместе с вами. По всей видимости, он полон решимости отстаивать ваши интересы. А ведь не далее как позавчера он арестовал члена совета директоров вашего клуба и устроил ему маленький, но энергичный допросик.

По тонким губам Грома — в кои-то веки! — скользнула усмешка, и в ней было больше лукавства, чем иронии или осуждения.

— Итак, вы согласились выделить нам двадцать минут, Михаил Николаевич, — продолжала я, — так что не будем разбазаривать их понапрасну. Прежде чем вы предъявите нам какие-то официальные претензии — через майора ли Толмачева, лично ли, — прежде я хотела бы поставить вам одну интересную запись. Вот, пожалуйста.

Белозерский следил за моими манипуляциями, и в его глазах уже явственно всплывали недоумение и тревога.

Звук был необычайно четким и ясным — как будто говорили двое людей-невидимок, сидящих с нами в одной комнате. Были явственно слышны и различимы каждый вздох, каждый звук, даже шум ветра — там, за невидимым окном.

И те, чьи голоса были на пленке, сейчас были в кабинете. Но теперь они молчали, и с каждым новым словом, звучащим с лазерной записи, их лица все более каменели.

Итак, запись:

«Михал Николаич, я без понятия, какая сука завалила ту парочку. А „КамАЗ“ — то целехонький. Ведь проверенные были. Бывшие оперативники. Стаж и все такое. Уже есть результаты баллистики, стреляли в упор из „беретты“ с расстояния не более четырех-пяти метров. Пули как рукой вложили — стрелял явно профессионал. И уж точно не ваш Коренев!

— Плохо работаешь, Толмачев.

— Да я…

— А я повторяю: плохо работаешь, Сергей Иваныч! Сначала прокололся с этим чертовым пластиковым камуфлетом, который ты прицепил к днищу шевцовской машины…

— Так кто ж знал, что он вылезет блевать!

— Надо было активировать взрыватель на прямой видимости. Ну не мне тебя учить, Сергей Иваныч!

— А что ты дальше думаешь делать, Михал Николаич?

— Что — дальше? Дальше видно будет. Но мне не дает покоя это дело на дороге… ну кто мог так уложить двух твоих отставников, да еще выстрелами в упор, как будто по дороге не ездят, а ходят на малой скорости? А? Как ты там говорил — стреляли из „беретты“?

— Да.

— Черрт… меня вот что смущает. Блохина-то, которого я подтянул за старые грехи, чтоб он на меня поработал, забрал из офиса жмурик этого болвана Самсонова… Блохина-то тоже уложили из „беретты“. И того, который с ним был…

— Ты что, Михал Николаич, думаешь, что это все делает та баба? Юля?

— Есть такое предположение.

— Ну что ж… может быть. Я наблюдал за ней, когда мы делали „очник“ Саранцеву и Зимину, так она вроде не очень-то… не знаю, поверила ли она в чистосердечное признание Саранцева?

— Да не поверила! Не поверила. В общем, так, Сергей Иваныч, пора с этим кончать. Не нравится мне и Нилов, изобретатель хренов, и Шевцов. Надо их убирать.

— Значит, попытка номер два?

— Да. А потом я выйду в отставку… поводов более чем достаточно, и уеду к чертовой матери! С этим препаратом, который синтезировал Нилов, можно зарабатывать миллионы. У меня уже есть кое-какие налаженные каналы, но я хочу выйти в самый полноводный финансовый океан — Федерацию легкой атлетики США, НХЛ и… ты меня понял.

— Планы наполеоновские. Так когда убирать Шевцова?

— Лучше завтра. Завтра похороны Самсонова. Я сейчас тебе поясню, как нам следует лучше поступить…"

Я выключила запись. Белозерский шевельнул рукой так, словно он был из хрупкого фарфора и боялся потерять равновесие, упасть на пол и разбиться вдребезги.

На Толмачева было страшно глядеть. А на Андрея Шевцова, который только сейчас узнал о том, что его хотел уничтожить его же собственный "благодетель", да еще руками майора Толмачева и его бывших и нынешних сотрудников, — а на Шевцова я предпочитала не смотреть вовсе.

— Думаю, подробности вашего сговора по повторной отработке Нилова и Шевцова мы слушать не станем, — четко проговорила я. — Вам, господа, эти подробности давно известны, а что касается нас… так запись прослушана и занесена в протокол.

Белозерский кашлянул и произнес самым обычным будничным голосом — оставалось только подивиться его нечеловеческому хладнокровию:

— Как вам это удалось?

— Как мне это удалось? Бесспорно, мне бы удалось это куда хуже, если бы вы сами не оказали мне посильную помощь. Вне всякого сомнения, у вас была беспроигрышная позиция — смерть Самсонова и уж тем более покушение на Шевцова невыгодны ни вам, ни клубу! Я тоже так думала, и мне потребовалось бы очень много времени докопаться, что это не так. Но вы совершили несколько очевидных проколов и сами вывели меня на себя. Особенно неосмотрительно вы поступили, не уничтожив Коренева, который потом ничтоже сумняшеся привел меня прямо в частное охранное бюро "Скат" и снабдил меня аппаратурой. Все последующее было делом чистой техники. Я выследила Толмачева, который прибыл к вам домой, и записала разговор с вами. Правда, это было сложно, но куда сложнее было бы вычислить вас, если бы были убиты Шевцов и Коренев.

— И все-таки я не понимаю… — выговорил вице-президент "Арсенала", но тут же был перебит Шевцовым:

— Нет, это я не понимаю! Значит, Михал Николаич, вы подумывали о том, что я стал для вас опасен? Что даже… что даже моя мама в дюссельдорфской клинике, о которой вы так любили упоминать, отсылая туда деньги, мои деньги!.. значит, вы подумали, что и она не может служить для меня сдерживающим фактором, да? И правильно подумали! Потому что моя мама здесь, в Питере!

— В самом деле? А это не отразилось на здоровье Людмилы Александровны? Ведь такие перелеты крайне пагубно действуют на ее здоровье…

Вот тут и вмешался Гром. Он поднялся во весь рост и громыхнул, как и полагается, исходя из его высокого положения и старого кодового имени:

— Хватит, Белозерский! Ваша забота о ближних в самом деле чрезвычайно трогательна! Особенно хорошо вы позаботились о Самсонове и Саранцеве. Да и Андрея Шевцова отеческой теплотой не обидели.

Произнеся эту длинную для него речь, Гром зашагал по кабинету, а потом вынул телефон, намереваясь звонить. Тем временем слово, как говорится, взяла я:

— Ладно… я вижу, вы все понимаете, и нет надобности расточать гневные реплики. В принципе, все ясно. Вы хотели наладить производство и сбыт допинга нового поколения, который обладает уникальными свойствами в плане воздействия на человеческий организм. К тому же практически не обнаруживается при экспертизе, переходя в пассивную, подавленную форму. Вы пробовали препарат на Шевцове и пришли к блестящим результатам. Шевцова вы продать не могли, потому что он не сумел бы играть на прежнем уровне без допинга. Вот тут-то и было ваше основное прикрытие. Все думали, что вам невыгоден срыв контракта с испанцами, а все обстояло как раз наоборот. Да, вы теряли миллионы долларов, но приобретали несравненно больше. Случайно подслушавший разговор Шевцова и Нилова Самсонов поплатился жизнью. Вы не рискнули объявить о смерти вашего футболиста сразу же после того, как убили его, потому что опасались: вдруг в мертвом организме лошадиная доза допинга не рассосется, не перейдет в пассивное состояние. Потому вы попросили Блохина, с которым водили старинное знакомство через Толмачева, забрать труп. При этом Блохин должен был убить охранников офиса, и все оформили бы как бандитское нападение. Никто бы и не связал это с исчезновением Самсонова. Все так и было бы, если бы охранник не услышал звука мобильного телефона, который вы впопыхах забыли отцепить от пояса Саши. После всей этой суматохи первым явился ваш хороший друг майор Толмачев. Быть может, он должен был явиться в любом случае — например, для того, чтобы уничтожить Блохина. Кто вас знает, вы склонны к замысловатым путям решения проблем. Потом вы подумали, что Шевцов — парень нервный, придавленный всеобщим вниманием, да еще увешанный аппаратурой. Вы решили, что Шевцов стал слишком опасной фигурой, что пора его ликвидировать, так как реальную коммерческую цену он имеет только в сочетании с этим самым "тропиком Козерога". Красивое название. Потом вы подумали, что нужно свалить вину за все происшедшее на кого-нибудь из клуба, ведь очевидно было, что заказчик сидел в "Арсенале". Саранцев подходил для этого лучше всего: на него — гора компромата, тем более что, вероятно, вы изначально мыслили спихнуть все на него — недаром попросили об услуге не кого-нибудь, а Володю Блохина — старого приятеля и подельника Олега Денисовича. Нет надобности говорить, что Блохин и Саранцев были обречены. И все бы хорошо, да Саранцев нашел способ разубедить меня в его виновности.