Каждый умирает в одиночку - Джеймс Хедли Чейз Страница 31

Одинокая обнаженная электрическая лампочка свисала с потолка, на котором проступали огромные участки сырости. От ее резкого, яркого света на кирпичной стене напротив меня залегли острые угловатые тени: тени двух мужчин, играющих в карты на перевернутом ящике.

Я прикрыл ослепленные глаза и попробовал вспомнить, что произошло. Сцена в спальне постепенно восстанавливалась в моей памяти. Интересно, а где мисс Болас? Я открыл глаза и, не поворачивая головы, осмотрел комнату. Насколько я мог видеть, комната была большой: своего рода подвал, полный ящиков. Там не было окон, по сырому потолку и по конденсату на стенах я догадался, что помещение находится глубоко под землей. Я снова обратил свое внимание на две тени на противоположной стене: Шеннона и Гейтса. От их сигарет к потолку спиральками поднимался дым. Гейтс перетасовал карты и начал раздавать, быстро бросая их на ящик.

Я лежал на голых пружинах скрипучего железного остова кровати. Они даже не потрудились связать меня. К данному моменту воздействие удара Шеннона почти прошло, но я не хотел, чтобы они были предупреждены о том, что я снова готов набедокурить, поэтому я лежал тихо. Я думал о Гейтсе и его пистолете. Придется рискнуть. Если я смог на некоторое время вывести из строя Шеннона, то с Гейтсом справлюсь наверняка, хотя Шеннон все-таки представлял проблему. Я должен был ударить его достаточно сильно, чтобы он отключился. По шраму на его лице было видно, что за всю его жизнь ему досталось очень много ударов, и я не обманывал себя, что смогу ударить его сильнее, чем сделал это накануне.

Затем внезапно, словно прочитав мои мысли, Гейтс сказал:

— Время этому парню прийти в себя. Хозяин хочет поговорить с ним.

— Когда я бью их, им попадает крепко, — самодовольно прорычал Шеннон. — Что с тобой? — Он явно насмехался над напарником. — Я-то думал, что тебе нравится терять свои деньги.

Я медленно повернул голову. Они сидели примерно в трех ярдах от меня, позади изголовья кровати. Я не ожидал, что они так близко: тени были обманчивыми. Мое движение привлекло внимание Гейтса. Он развернулся, когда я положил руку на пружину, готовясь к прыжку, прицелился в меня из пистолета.

— Не пробуй хитрить, — сказал он своим зубодробильным голосом. — Или для тебя все это плохо кончится.

Я взглянул на него, затем на Шеннона, который отложил карты и разминал огромные глыбы плечевых мышц.

— Лучше сказать о нем хозяину, — произнес Гейтс, не сводя с меня глаз. — Я посторожу его.

Шеннон встал, окинул меня сердитым взглядом и, тяжело ступая, пошел по цементному полу к двери, расположенной в дальнем конце подвала.

— Что случилось с мисс Болас? — спросил я и аккуратно прикоснулся пальцами к синяку на челюсти.

— Тебе не нужно беспокоиться о ней, — ответил Гейтс. — Побеспокойся лучше о себе.

Я решил, что будет небезопасно прыгать на него. В его глазах застыла мрачная угроза. Мне стало совершенно ясно, что он выстрелит в меня, если я дернусь, а по тому, как он держит пистолет, было очевидно, что он не промахнется.

— И все же я беспокоюсь о ней. Такой уж у меня склад ума. Просто скажи, где она?

— О ней позаботились, — ответил он, и его губы искривились в неприятной улыбке. — Ты сбавь тон и не задавай лишних вопросов, если не хочешь получить вот этим.

Я бросил быстрый взгляд на часы. Было двадцать минут одиннадцатого. Это означало, что я пробыл в клубе чуть больше полутора часов. Я понятия не имел, что будет дальше, но не нужно быть ясновидцем, чтобы догадаться: что бы ни ожидало меня, это будет не слишком приятным.

В течение нескольких минут, кроме случайного капания воды из протекавшего крана в дальнем углу подвала, не было никаких других звуков. Гейтс держал свой пистолет нацеленным на меня и курил. За эти несколько минут он ни разу не отвел глаз и не дал мне ни малейшей надежды застать его врасплох.

Дверь в подвал отворилась, и вошел Баннистер, за которым проследовал Шеннон. Баннистер шел медленно, засунув руки в карманы, глаза его были суровы и холодны. Он остановился у кровати и взглянул на меня. Шеннон подошел ближе. Он стоял совсем рядом со мной, так что я мог почувствовать запах пропитавшего одежду табачного дыма и пота, исходивший от него.

Первые слова Баннистера сразили меня наповал:

— Я обязан принести вам извинения, мистер Маллой. Почему вы не сказали мне, кто вы? Извините меня. Я принял вас за другого человека.

Я свесил ноги с кровати и потер пострадавшую щеку:

— Вы не дали мне слишком много времени, чтобы представиться, разве нет?

— У вас не было никакого дела для того, чтобы находиться на третьем этаже. Я был введен в заблуждение миссис Серф. Я виноват, что с вами грубо обращались. Вы вольны идти, как только вы будете готовы.

— Интересно, как это будет, если этот, с лицом ласки, не уберет свой пистолет? — поинтересовался я.

Гейтс что-то сердито заворчал, но по знаку Баннистера мгновенно убрал пистолет в кобуру и отодвинулся, сердито глядя на меня из темного угла.

— Отлично, — сказал я. — Теперь меня интересует, где миссис Серф.

— Она ушла. Я выставил ее.

— Куда она пошла?

— Я не знаю. Я велел ей собрать вещи, забрать машину и убираться вон. Она ушла буквально десять минут назад.

Он предложил мне сигарету из портсигара, обтянутого кожей.

— Меня интересует ожерелье, — произнес он. — Вы, кажется, кое-что знаете о нем.

Я взял сигарету, закурил и выпустил дым на него.

— Зачем? — спросил я. — Зачем вам ожерелье?

— Она обещала отдать его мне, — ответил он и задумчиво вздохнул через свой длинный, узкий нос. — Поэтому я и держал ее здесь.

— Вы имете в виду миссис Серф?

— Да. Пару ночей назад она пришла повидаться со мной. Она сказала, что нуждается в защите и готова заплатить за нее. Она хотела снять комнату в этом клубе на неделю и предложила пятьсот долларов. — Он мрачно улыбнулся. — Этого было недостаточно. Было ясно, что она в беде, и помимо этого, она замужем за миллионером. Я согласился дать ей комнату и защиту, а она обещала отдать мне ожерелье. Я довольно-таки откровенен с вами, вы видите. Но когда она приехала прошлой ночью, то сказала, что ожерелье украдено. Я думал, она лжет, но не был уверен. Она была в плохом настроении: истерична и напугана. Она бы ни за что не сказала почему. Я позволил ей остаться на ночь. Мы договаривались об условиях, когда вы прервали нас. Ожерелье принадлежит мне. По крайней мере, я первый заявил на него свои права. Где оно?

— Вы его не захотите, — покачал я головой. — Оно было обнаружено в комнате девушки, которую убили прошлой ночью. Ее имя Дана Льюис. Вы читали о ней в газетах? Полиция не знает того, что оно у нас, но рано или поздно они выйдут на него. Мне следует быстро забыть о нем. Мне следует также забыть и о миссис Серф.