Библиотека географа - Джон Фасман Страница 31

— Я, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — Пишу одну статью в несколько месяцев; ты же сумеешь сдавать по статье в месяц. Оплата приличная, материал особых усилий не требует, а кроме того, это повод лишний раз напомнить о себе, если уж ты захочешь перебраться в Бостон. А ты, поверь мне, этого захочешь. Что же касается твоего расследования, то продолжай копать где только можешь. — Он указал на телефон. — Ну так как — будешь звонить этой учительнице музыки?

Если профессиональные бегуны спонсируются изготовителями спортивной обуви, то репортеров должны спонсировать производители телефонов: никто, кроме нас, да еще, пожалуй, продавцов из телемагазинов, не эксплуатирует их с такой интенсивностью. Я набрал номер школы, и мне ответил занудливый местный грамматист.

— Академия Талкотта. Миссис Терли на проводе. Чем могу помочь?

— Я бы хотел поговорить с Ханной Роув.

— Мисс Роув больна, и ее сегодня не будет. Хотите оставить для нее сообщение?

— Честно говоря, мне нужно поговорить с ней лично. У вас есть номер телефона, по которому я мог бы с ней связаться?

— С кем я разговариваю? Представьтесь, пожалуйста.

— Это ее кузен Берт, — солгал я, заставив тем самым Арта затрястись от сдерживаемого смеха. — Звоню ей, поскольку сегодня вечером планирую проехать через Линкольн, в связи с чем хотел бы завернуть к ней и поболтать. Проблема в том, что я оставил ее телефонный номер у себя в Филли и не могу связаться с женой, чтобы ею получить. Может, выручите меня и поможете перемолвиться с ней словом?

— Обычно мы так не поступаем, но уж коль скоро вы ее родственник — ведь вы ее родственник, не так ли? — я, так и быть, дам вам номер. Записывайте: пятьсот пятьдесят пять-ноль-семь-девяносто один. И передайте ей, что все мы за нее волнуемся и надеемся на ее скорейшее выздоровление.

Я тогда не верил ни в судьбу, ни в рок, ни в предначертание — то есть во все то, что Ханна называла «признаками деятельности высших сил на земле». До встречи с ней я смотрел на такие верования снисходительно — как на безвредную попытку некоторых не слишком просвещенных людей хоть как-то художественно упорядочить окружающий их бессистемный в своей основе мир. Теперь же я активно все это презираю, ибо подобные верования опасны, в том числе и потому, что создают ненужные иллюзии, даже, я бы сказал, вызывают галлюцинации. Теперь я знаю, что люди верят в это, прежде всего теша собственное тщеславие. Однако, презирая за это других, я равным образом презираю и себя самого — за то, что позволил ей так быстро увлечь и очаровать себя.

Тем не менее я продолжаю думать, что тот телефонный звонок был и впрямь совершенно необыкновенным событием. Я сохранил записи о нем в своем дневнике, который начал вести в тот самый вечер, хотя ее слова и без того засели у меня в памяти словно вырезанные изо льда иероглифы, вмерзшие в мозг. Я рассказываю эту историю не потому, что мной овладела страсть к мемуарам, — просто пытаюсь облечь свои чувства и эмоции в словесную оболочку и тем самым избавиться от них, чтобы уберечь себя от разрушения личности.

Итак, трубку сняли на третьем гудке, когда я набрал номер, данный мне миссис Терли.

— Алло?

— Это Ханна Роув?

— Она самая.

— Меня зовут Пол Томм. Я репортер газеты «Линкольнский курьер».

Ее голос потеплел. Я понял, что она улыбнулась. Меня до сих пор охватывает трепет при воспоминании об этом.

— О, мне нравится ваш «Курьер». И ваше имя я знаю. Ведь это вы написали статью о реконструкции старой мельницы?

— Совершенно верно. Вы, мисс, умеете польстить репортеру.

— Это никакая не лесть. Я и мистер Релафорд — он преподает визуальные искусства, — прочитав вашу статью, повели учеников на эту мельницу. Пока они рисовали, я играла в большом каменном зале. Это все равно что играть в церкви — такая там отличная акустика. Так что спасибо вам за статью, Пол Томм.

Услышав свое имя из ее уст, я испытал странную неловкость и благодарность одновременно. Вот что бывает, когда здоровый молодой человек поселяется в маленьком городе, где на протяжении многих месяцев не имеет контактов с особами противоположного пола. Впрочем, мне всегда было проще выстраивать романтические отношения в воображении, нежели в реальной жизни.

— Спасибо за теплые слова. Мы все здесь, знаете ли, немного эгоманьяки. Нам нравится видеть свое имя в прессе. Признание — вот что нам нужно, и на эту неделю вы мне его обеспечили.

В ответ она рассыпалась довольным смехом, чувственным и дразнящим.

— Я вам звоню, потому что работаю над статьей о Яне Пюхапэеве. Насколько я понимаю, он ваш сосед.

— Да, это так.

— Вы видели его в последнее время?

— Дайте подумать… Не сегодня и не вчера, это точно, во вторник же вечером я сопровождала свою младшую группу в церковь. Обычно я захожу к нему в уик-энд и один раз в середине недели, но на этой неделе еще не заходила.

— Стало быть, вы видели его в последний раз?..

— Дайте подумать… Полагаю, в прошлый четверг или пятницу. Значит, вы пишете о нем статью? Давно пора. Он такой интересный человек.

Я сделал паузу. К своему стыду, должен признать, не потому, что меня вдруг обуяло уважение к мертвецу, а лишь из боязни испортить нашу беседу, заговорив о чем-то печальном. А потом я поймал себя на мысли, что мне хочется ее утешить, сжать в своих объятиях… Подумать только! Я грезил о женщине, которую никогда не видел, да и говорил-то с ней не более десяти минут.

— Мне очень неприятно вам это сообщать, но Ян Пюхапэев умер как раз на этой неделе.

Она молчала, и я услышал сдавленные рыдания.

— Мне очень жаль, — сказал я. Мне и в самом деле было ее жалко. — Вы в порядке?

Она шмыгнула носом.

— О да. Просто горько думать, что он умер в одиночестве. Но сейчас, я уверена, он в лучшем мире.

Последний тезис мне не хотелось оспаривать или комментировать.

— Послушайте, я могу поговорить с вами о нем? В любое удобное для вас время? Я пишу о нем статью, а вы, похоже, единственный человек в Коннектикуте или на Род-Айленде, который его знает.

— Статью? Вы хотели сказать — некролог?

— Да, в общем и целом.

Она вздохнула.

— Разумеется. Но официально я считаюсь больной, поэтому мне бы не хотелось куда-либо выходить. Может быть, заглянете ко мне во второй половине дня, скажем, на чашку чая?

— С удовольствием. Я слышал, что вы живете рядом с Яном.

— Вернее, жила, — печально усмехнулась она. — Мой дом на другой стороне улицы, чуть ниже. Номера на нем нет, но вы легко его найдете — коричневый, трехэтажный, с белыми ставнями. Я живу на первом.

— О'кей. Спасибо, что согласились со мной встретиться.