Беда идет по следу - Росс МакДональд Страница 31

— Мы можем пойти в тамбур, сэр. Там сейчас никого нету.

Мы вдвоем вышли в тамбур, куда сквозь приоткрытые створки дверей проникал весенний ветерок.

— Моя фамилия Дрейк, — представился я, протягивая руку.

Проводник смотрел на нее с настороженным безразличием, будто это был подарок, который мог взорваться прямо у него перед носом. Затем, легонько пожав мои пальцы, он отдернул свою руку так стремительно, словно боялся попасть в ловушку.

— Рад с вами познакомиться, мистер Дрейк, сэр. Меня зовут Эдвардс, сэр.

Он говорил в традициях Эмоса и Энди, сбивчиво, как приучили говорить негров белые, не желавшие признавать за ними другие возможности.

Я понял, что едва ли быстро добьюсь чего-нибудь от него.

— Послушайте, мистер Эдвардс. — Я постарался, чтобы «мистер» звучало как можно естественней. — Я работал в газете, в Детройте, и всегда старался помогать людям, принадлежащим к вашей расе. Вам придется поверить мне на слово, но это правда. Несколько дней назад в Детройте убили одну мою знакомую женщину, негритянку. У меня есть основания думать, что организация под названием «Черный Израиль» причастна к ее смерти, но мне не удалось ничего узнать о «Черном Израиле». Вы не могли бы мне помочь?

— Я в подобные дела не суюсь, мистер Дрейк. Состою только в нашем железнодорожном профсоюзе, а так — сам по себе.

— Я ездил к доктору Уэнлесу в Мичиганский университет. Он посоветовал мне поговорить с образованным негром.

— Профессор Уэнлес? Я слышал, как он выступал на митинге в Чикаго. Хорошо говорит.

Эдвардс перешел на безукоризненный английский Среднего Запада, естественный для негра, родившегося в тех местах и учившегося в тамошних школах. Мне показалось, я отчасти сломил его сопротивление.

— Я знаю, что «Черный Израиль» — негритянская организация. У меня есть подозрение, что образованные негры относятся к подобного рода деятельности неодобрительно. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о ее целях и методах?

— Простите, мистер Дрейк, но зачем вам это?

— Честно сказать — не знаю. Мне известно, что «Черным Израилем» занимается ФБР. Если я выясню что-то, чего не знают там, то передам им информацию. Понимаете, это я обнаружил тело убитой женщины. Вечером накануне убийства я слышал, как она упомянула о «Черном Израиле» и как один мужчина, тоже негр, велел ей молчать. У меня создалось впечатление, что «Черный Израиль» организация подрывная.

— Значит, ФБР взялось за них? — спросил Эдвардс. — Давно пора.

— Выходит, вы слышали о «Черном Израиле»?

— Они ко мне обращались. Но вот что я вам скажу, мистер Дрейк, я бы не приблизился к «Черному Израилю» на пушечный выстрел. Начинали они прилично, но быстро докатились до черт знает чего. Это мое личное мнение, но, по-моему, к ним пробрался кто-то, кто преследовал собственные корыстные цели. Одно время мне казалось, что это нацисты. «Черный Израиль» начал разлагаться в году сороковом — сорок первом.

— Нацисты? Почему вы так думаете?

— Мы проводили собственные расследования, мистер Дрейк. Выясняли определенные… определенные вещи, которые могли навредить нам. Некоторые движения, якобы выступавшие за права негров в Америке, проповедовали фашизм, и больше всего их оказалось в Детройте. Наш профсоюз всегда внимательно за ними следил.

— Но вы сказали, что больше не считаете «Черный Израиль» фашистской организацией. Почему вы изменили свое мнение?

— Главным образом из-за пропаганды, которую они используют. Вы знаете, к какой пропаганде прибегают некоторые политики, как только в Конгрессе начинают обсуждать Федеральный билль о запрещении подушного налога? Черные — низшая раса, политическое равенство — не для нас, мы ближе к обезьянам, короче, безответственные дети, вынуждающие белых приглядывать за нами и обучать самой простой работе.

Мне показалось, Эдвардс нарочно цитирует одну из передовиц расистских газет, но его низкий голос звучал искренне. Он отлично знал все, о чем говорил, недаром же лет сорок ему пришлось испытывать это на собственной шкуре.

— Я понимаю, о чем вы. Но ведь «Черный Израиль» не использует подобного пропагандистского набора?

— О нет, мистер Дрейк. Но тут-то и зарыта собака. «Черный Израиль» звонит о том же, но со своей колокольни. Они столь же яростно борются за превосходство черных, что и политики-южане за превосходство белых. Они утверждают, что дни белой расы сочтены и что ей на смену придут цветные. Подобные заявления часто совпадают с подсознательными желаниями многих моих соплеменников, а вот привести все эти разговоры могут только к беде. Хотя, конечно, это и в интересах нацистов, только я не могу себе представить гитлеровцев, поддерживающих идею превосходства черных.

— Но их лозунг — «разделяй и властвуй», а принципы им безразличны.

— Мне точно известно, что в некоторых очень жестоких антинегритянских организациях Детройта были фашистские агенты. Доктор Уэнлес подтвердил это в своем докладе о расовых волнениях.

— Они вполне могли вести двойную игру. Хотя, должен заметить, то, что вы рассказали о пропаганде, которой занимается «Черный Израиль», скорее напоминает идеи, пользовавшиеся популярностью в Восточной Азии у японцев.

— Я думаю точно так же, мистер Дрейк. Я читал немного о линии, которую проводили японцы в Бирме, и подумал — два сапога пара.

— А вам известно что-нибудь о главарях «Черного Израиля»?

— Они остаются в тени. «Черный Израиль» — организация тайная. Меня хотели вовлечь — я вам уже говорил. Я выслушал агитационную речь и прочитал несколько воззваний. Больше я ничего не знаю.

— А кто пытался вас вовлечь?

Пока мы беседовали, Эдвардс смотрел мне в лицо, и его задумчивые черные глаза приковали мое внимание. Теперь он отвернулся и выглянул в приоткрытую дверь вагона. Правой рукой он теребил шапку седеющих волос. Наконец он произнес:

— Я не скажу вам, мистер Дрейк. И если вы захотите воспользоваться сведениями, которые я вам сообщил, пожалуйста, не упоминайте моего имени.

— «Черный Израиль» опасен?

— Вы же сказали, что вашу знакомую убили.

— Я не стану упоминать вашего имени. Я очень благодарен вам за то, что вы мне рассказали. Было чрезвычайно приятно с вами побеседовать, мистер Эдвардс.

— Спасибо. — Улыбка вспыхнула на его морщинистом угрюмом лице. — Мне пора приниматься за работу.

Прежде чем Эдвардс вошел в спальный вагон, в нем произошли заметные перемены. Широкая прямая спина согнулась. Мудрый взгляд исчез со скоростью юркнувшей в норку змеи. Повадка сделалась робкой и заискивающей, словно все помыслы были подчинены чьим-то возможным прихотям. Эдвардс загнал себя в гладкий черный футляр, в котором, с точки зрения соорудивших его белых, как раз и надлежало обитать негру. Я впервые стал свидетелем подобной перемены, потому что прежде замечал лишь футляр, и из глубин моего сознания разом поднялись злость и жалость. Мне показалось, я присутствую при кончине.