Капитан Перережь-Горло - Джон Диксон Карр Страница 31

– Верно! – пробормотал Мерсье.

– Вот что я имел в виду. Если вы вернете мне карту…

– Ни за что, друг мой! Сидите спокойно – нам не нужны неприятности! Чего я не могу понять, так это преступной небрежности папаши Фуше, всегда такого осторожного, который снабдил вас картой.

– Не можете? – вмешалась Ида. – Зато я могу!

От нее словно исходил жар вдохновения, обжигая всех присутствующих. Острые скулы, длинный рот с пухлыми губами, узкие глаза отражали пылкость ее натуры.

– Я знала с самого начала, – продолжала Ида, – что Фуше ведет какую-то двойную игру! Только это может объяснить все. Фуше никогда не отказывался от своих революционных принципов – он ненавидит императора и в возможном падении империи усматривает преимущества для себя. Вызвав Шнайдера в Париж, Фуше очень встревожился, когда тот собрался вытащить саблю. – Ида конвульсивно сжала колено Мерсье. – Гром и молния, мне все ясно! Министр полиции – капитан Перережь-Горло!

У форейтора Мишеля больше пе было повода использовать свой кнут. Экипаж со звоном и лязгом катился вниз. Второму форейтору в любой момент могло понадобиться ползти на козлы и тормозить. Посмотрев на Алана, Ида застыла как вкопанная, встретив его насмешливый взгляд.

– Что с тобой? – воскликнула она. – Я права, не так ли?

– Нет, – уверенно ответил Алан. – Значит, ты тоже угодила в эту ловушку? . ……

– Что?

– Я и сам чуть было не попал в нее, – продолжал Алан.

– Быть может, Фуше хотел сбить меня с толку, посмеяться над императором и даже оказать ему неповиновение…

– Ну тогда…

– Но Фуше не капитан Перережь-Горло, так как он слишком осторожен, чтобы замыслить измену, пока до него это не сделает кто-нибудь другой. Вспомни историю всей его ренегатской политики, и ты согласишься, что я прав.

– Тогда кто же такой капитан Перережь-Горло?

– Минуту назад, – усмехнулся Алан, – ты говорила, что это не имеет значения. Лично меня это вовсе не касается. Но тебя, как француженку, должно касаться то, что кто-то в Булони, используя грубые, но эффективные методы, будет продолжать приказывать своему наемнику закалывать людей в темноте, а возможно, распорядится убить самого императора в час вторжения. – Прервавшись, Алан внезапно поднял голову. – Спокойней, Мишель! – крикнул он.

– Вы вывалите всех нас в канаву, если будете править лошадьми таким образом!.. Поэтому, думаю, мы можем согласиться, что Шнайдер по-прежнему важен для нас. Мерсье!

– Да?

– Когда мы выедем в долину, то окажемся очень близко от Пон-де-Брика. Где именно находится гостиница, именуемая «Парком тридцати статуй»?

– Очевидно, мы уже недалеко от нее.

– Полагаю, что если это ночь вторжения, то нас запрут внутри. Кто содержит гостиницу?

– Женщина, которую называют Герцогиней.

– Что еще за герцогиня?

– Это просто прозвище. Она весьма колоритная особа. Нет, ни она, пи слуги, ни двое часовых-гвардейцев, которые всегда там дежурят, не станут вас запирать. Но я это сделаю, что бы ни случилось!

– Послушайте, Мерсье…

– Друг мой, умоляю вас не спорить! Вы оставите этот дом, только если я умру!

– Но, приятель, неужели ничто не может побудить вас отказаться от своего решения? Если, например, я обращусь к самому императору?

– В такое время? Невозможно! Если, как вы говорите, сигнал будет дан этой ночью…

Мерсье умолк, затаив дыхание. Все высунулись в правое окно, глядя вперед.

Хотя экипаж все еще громыхал и раскачивался, они, выехав из леса на открытое пространство, замедлили скорость.

Во мраке душной ночи можно было рассмотреть лишь предметы, находящиеся рядом. К северо-востоку, на расстоянии двух миль, можно было различить темную массу Бу-лонского леса.

Алан неверно рассчитал расстояние. Они находились слишком далеко, чтобы в подобной темноте отчетливо разглядеть подробности, которые он надеялся увидеть. Однако в лесу были ясно заметны мерцающие огни, а над деревьями – причудливые очертания ярко раскрашенных предметов. Воздушные шары, сколько бы их ни было, уже надутые до предела, удерживались лишь на туго натянутых канатах.

– Мадам Хепберн! – произнес капитан Мерсье негромко, но столь необычным тоном, что сердце Мадлен дрогнуло. – Пожалуйста, поменяйтесь со мной местами и сядьте рядом с вашим мужем. Умоляю, не спорьте и не медлите! Делайте, как я вас прошу!

Не отводившая взгляда от Алана, Мадлен была потрясена еще сильнее. Алан вовсе не смотрел на воздушные шары!

Высунувшись, он устремил взгляд через плечо в сторону самой Булони. За лесом виднелся свет другого рода – слабый и красноватый, словно от длинного ряда фонарей и факелов, движущихся по дороге к югу.

Алан сжал кулаки:

– Мадам Хепберн!

– Прошу прощения! – машинально прошептала Мадлен, так как Мерсье тоже говорил шепотом. Проскользнув мимо него, она села рядом с Аланом.

Мадлен забыла об усталости и боли в спине и коленях. Теперь Мерсье наблюдал за движущимися огнями, а может быть, он заметил их с самого начала.

Мысли Мадлен завертелись кругом. Вторжение! Грандиозные события, происходящие этой ночью, не сопровождались барабанным боем издалека. Но что означают эти движущиеся огни?

– Думаю, дружище Хепберн, – резко произнес Мерсье, – вы видели достаточно.

Подняв руку к шторе центрального окна над дверью, он потянул ее вниз, затем проделал то же с другими двумя окнами справа, оставив незашторенным только окно рядом с собой.

– Мадам де Сент-Эльм, – сказал капитан, – не будете ли вы так любезны спустить все три шторы на вашей стороне?

– Но мы же здесь задохнемся! – воскликнула Ида, бешено обмахиваясь веером. – В карете совсем нет воздуха!

– Значит, мы задохнемся, – промолвил Мерсье. – Как бы то ни было, до «Парка статуй» уже недалеко. Делайте, как я сказал!

– А что означают движущиеся огни? – осведомилась Ида. – Почему вы оба выглядите так странно?

– Наш друг уже догадался, – ответил Мерсье, – что происходит этой ночью. Нет нужды показывать ему, как именно это происходит. Вы опустите шторы, мадам, или мне самому это сделать?

Ругаясь как конюх, Ида опустила шторы, и они оказались в полной темноте, если не считать желтого пламени фонаря с рефлектором, раскачивающегося на задней стенке.

Никто не произносил ни слова. Мерсье с пистолетом в руке, засунув карту между двумя золотыми пуговицами частично расстегнутого жилета, не отрываясь смотрел на Алана, покуда экипаж катился к месту назначения. Алан взглянул на часы – было без пяти десять.

Без пяти одиннадцать, во время завершающих обед кофе и коньяка, произошло нечто, давшее событиям этой ночи окончательный и опаснейший поворот. А в двадцать минут двенадцатого, в спальне на верхнем этаже дома, именуемого «Парком тридцати статуй», долго сдерживаемый конфликт между Идой и Мадлен наконец разыгрался.