Берлинский транзит - Чингиз Абдуллаев Страница 31

— Настоящая героиня, — согласилась Наталья Робертовна. — Боюсь, что ее подвиг мне повторить не удастся. Даже теоретически. Это слишком сложно.

— И это говорит доктор медицинских наук? У вас десять лет впереди. Необязательно пользоваться таким методом. Есть другие, более привычные.

Она прикусила губу.

— Меня трудно смутить, но, похоже, вам это удается, — заметила она.

— У нас откровенный разговор между врачом и юристом, — напомнил Дронго. — Кажется, Бальзак говорил, что юристы, врачи и священники не очень уважают людей — они слишком хорошо знают их пороки и грехи.

— Если смотреть с этой точки зрения, то возможно, — согласилась она. — Но, в общем, вы меня успокоили. Значит, шансов я не теряю?

— Как сказать. — Он решил, что может позволить себе немного пошутить. — С другой стороны — главный врач, ездите в таком дорогом вагоне, билет в одну сторону стоит больше тысячи долларов. Значит, неплохо зарабатываете. Уже доктор наук. У вас хорошая квартира?

— Неплохая. Четыре комнаты.

— И живете одна?

— Не совсем — с двумя собаками и с домработницей. Она живет у меня. Гуляет с собаками, убирает квартиру, готовит еду.

— Но все равно четыре комнаты, — рассудительно сказал Дронго, — очень неплохо для одинокого мужчины. Если бы у меня не было квартиры в Москве, я бы сразу начал за вами ухаживать. Меня бы не испугали даже ваши две собаки и одна домработница.

Они улыбнулись друг другу.

— А еще вы носите линзы, — неожиданно сказал Дронго. — Вам кажется, что так вы выглядите моложе, хотя очки любой женщине придают шарм.

— Откуда вы знаете про линзы? — спросила она.

— Вижу, как вы машинально прищуриваетесь, иногда забывая про ваши линзы.

— Да, — кивнула она, — вы правы.

— И насчет высоких каблуков вы не совсем правы. Женщине в вашем возрасте и в положении необязательно надевать обувь, которую носят молодые девочки. Будет экстравагантно и немного смешно. Такая обувь, в которой вы сейчас, гораздо лучше подходит к вашему имиджу.

— У меня такое ощущение, что это вы психиатр, а я у вас на приеме, — призналась Лакшина.

— Просто решил немного пошутить.

— У вас слишком проницательный взгляд, поэтому ваши шутки немного горчат.

— Извините.

— Не извиняю, — безжалостно произнесла она, — и собираюсь вернуть вам ваши комплименты.

— Давайте, — согласился он, — буду только рад. Давно не слышал здоровой критики в свой адрес.

— Злой критики, — предупредила его женщина.

— Ничего. Так даже лучше.

— В таком случае — начнем. Вам не говорили, что вы бываете самоуверенным и слишком напористым?

— Миллион раз. Это мой единственный недостаток.

— Какие еще недостатки вы скрываете?

Он задумался.

— Хороший вопрос. Наверное, неуверенность, которая до сих пор сидит во мне. Внутренние сомнения, раздумья, которые часто мешают.

— Неуверенность по отношению к людям вообще?

— Полагаю, что нет. Скорее к женщинам.

— Никогда бы не подумала. Почему?

— Я до сих пор чувствую себя пятнадцатилетним подростком перед взрослыми и умными женщинами.

— Это у вас комплекс, — заметила она. — Вы пытаетесь изживать его?

— Иногда.

— Встречаетесь с женщинами, которым за тридцать, — уточнила Лакшина.

— И даже за сорок.

— А молодые дамы вас не интересуют?

— В качестве сексуальных партнеров — почти нет, — честно признался он.

— Скрытый инфантилизм, переходящий в манию геронтофила, — сказала она, скрывая улыбку.

— Ну, это слишком. В тридцать или в сорок лет женщины еще вполне молоды и красивы. Я бы даже сказал, что это божественный «бальзаковский» возраст. А вы сразу — «геронтофил»… Там другие возрастные категории. От шестидесяти и выше.

— Беру свои слова обратно. Вы женаты?

Он помедлил с ответом секунду. Только секунду. Но для нее этого было достаточно.

— Да, — сказал он после некоторой паузы.

— Вы еще и Казанова, — заметила Лакшина.

— Обратили внимание на мою заминку, — понял Дронго.

— Конечно. Пауза была почти двухсекундной. Много для обычного человека. Лгать вы не хотели, но и правду вам не очень хотелось говорить. Поэтому заминка. Так часто бывает, когда пытаются солгать. Давно женаты?

— Довольно давно. Уже двое детей. Но я живу один.

— Почему? Разошлись?

— Как раз в силу тех причин, по которым вас попросили задержаться в Берлине, — пояснил Дронго. — Дело в том, что у меня сложная профессия. И я не гарантирован от мести тех, против кого веду свои расследования. А подставлять семью из-за своей работы было бы слишком глупо и безответственно.

На этот раз замолчала она. Секунд на десять.

— Вы правы, — наконец вымолвила Лакшина, — на этот раз вы абсолютно правы. Но вам нравится быть «вольным художником»?

— Мне нравится моя профессия, — признался он, — но если ваше определение касается только моих отношений с женщинами, то не всегда. Иногда мешает.

— В каком смысле?

— Слишком большой выбор, — пошутил он.

Она снова прикусила губу.

— Вы еще немного и хам, но, в общем, человек вполне интересный. Мне, правда, не удалось вывести вас из состояния равновесия, но я полагаю, что мы еще не закончили.

— У нас масса времени.

— Когда вы впервые встретились с женщиной?

— Я должен отвечать.

— Желательно.

— Не помню.

— Это неправда. О таком помнят все мальчики. И все девочки.

— В таком случае скажите, когда это было у вас в первый раз?

— К сожалению, с моим первым мужем. Мы были уже женихом и невестой, когда это произошло.

— Почему, к сожалению?

— Оба мы были не очень опытными людьми. Студентами, хотя и будущими медиками. Было больно и не очень приятно. У вас был другой опыт?

— Если честно, то первый опыт был тоже не очень приятным, — признался Дронго. — Девушкам легче, их первый опыт бывает с любимыми мужчинами. Я имею в виду так называемых порядочных девушек. У парней все обстоит гораздо прозаичнее. Тебе исполняется сколько-то лет, и твои друзья или знакомые отводят тебя к женщине, которая готова предоставить тебе свои услуги. У некоторых это делают отцы.

— Тогда они оба циники, отец и сын, — убежденно произнесла Лакшина. — Значит, ваш первый опыт был не очень приятным.