Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина Страница 31

Труп мастера-взрывника, работавшего на одном из рудников Северогорска, доставили для проведения судебно-медицинского исследования в связи с тем, что он скончался в приемном отделении больницы, и диагноз ему выставить не успели. Формально в этих случаях правоохранительные органы имеют право назначить исследование, потому что непонятно, то ли человек чем-то болел, то ли ему кто-то помог так быстро и внезапно умереть. Вообще-то так называемые «больничные» случаи подлежат вскрытию в патологоанатомических отделениях, а вовсе не в судмедэкспертизе, если человек умирает от заболевания. Если же он умирает пусть и в больнице, но от травм или отравления, то вскрывают его именно судебные медики. Травм на поступившем мужчине не было, а вот вопрос о том, болезнь это или отравление, оставался открытым. Вероятно, именно так и рассуждали те, кто направил спецсообщение в отдел милиции о том, что в приемном отделении Больницы скорой медицинской помощи умер при поступлении больной, и причина смерти неизвестна.

Прежде чем принимать решение о том, кому поручать вскрытие «больничного» трупа, Саблин решил собрать хотя бы какую-то информацию. Выяснилось, что мужчина по фамилии Кудияров был доставлен в Больницу скорой медицинской помощи с клиникой «острого живота» и жаловался на боли в верхнем отделе живота, задержку стула, слабость, тошноту, многократную рвоту, сухость во рту, а в последнее время присоединилось чувство нехватки воздуха. Больной сказал, что плохо себя чувствует уже двое суток, но с чего все началось и почему — сказать не может. Дежурные хирурги осмотрели Кудиярова и провели диагностическую лапароскопию, поскольку заподозрили острую кишечную непроходимость, но никакой острой хирургической патологии не выявили. Вместе с тем ряд изменений, выявленных эндоскопистом, а также желтоватая кожа, мелкие подкожные кровоизлияния по типу геморрагического диатеза, результаты анализа крови навели хирургов на мысль о гепатите или о какой-то кишечной инфекции с осложнениями со стороны печени. Приглашенный терапевт это мнение разделял.

И больного направили в инфекционную больницу с предварительным диагнозом «острый инфекционный гепатит». Но к моменту прибытия в приемное отделение больницы состояние Кудиярова ухудшилось настолько, что пришлось немедленно помещать его в реанимацию, где начали проводить интенсивную детоксикационную и поддерживающую терапию. И одновременно же начали искать возможные причины инфекционного заболевания.

Искали — и неожиданно для себя обнаружили, что никакой инфекции нет. Серологические реакции не выявили ни антител к гепатитам, ни антител к наиболее распространенным кишечным инфекциям. Иными словами, появились все основания говорить о том, что у больного никакая не инфекция, а, скорее всего, отравление. Заведующий отделением реанимации тут же созвонился с коллегой из Больницы скорой помощи, договориться и решить вопрос сразу им не удалось — завотделением реанимации «скоропомощной» больницы не горел желанием принимать обратно тяжелого больного, которого они с таким облегчением отправили в «инфекцию». Пришлось подключать дежурных от администрации обеих больниц — дело происходило поздним вечером, и главных врачей на месте уже давно не было. Но в итоге приняли решение везти Кудиярова назад в Больницу скорой помощи и госпитализировать в токсикологический блок отделения реанимации. А состояние мастера-взрывника все ухудшалось… Одышка началась еще в инфекционной больнице, но дежурный реаниматолог так ликовал от того, что у него вот-вот заберут больного с непонятными симптомами, что не обратил на нее никакого внимания, пребывая в радостном ожидании бригады «Скорой помощи», которая увезет Кудиярова. Бригада, в нарушение положений о транспортировке тяжелых больных из лечебно-профилактических учреждений, приехала обычная, не реанимационная и даже не эвакуационно-транспортная, и увезла несчастного больного вместе с подключенной капельницей и новым диагнозом: «острый токсический гепатит, панкреатит. Гиповолемический шок. ДВС-синдром. Алкогольная интоксикация?». Через пять минут после отъезда из «инфекции» Кудияров потерял сознание, посинел, одышка усилилась, появились судороги лицевой мускулатуры. Дыхательного аппарата в машине не было, и вместо того, чтобы немедленно вызвать на себя реанимационную бригаду, врач и фельдшер велели водителю ехать быстрее, а сами в качающейся из стороны в сторону машине пытались вручную «раздышать» больного мешком Амбу. В приемном отделении Больницы скорой помощи продолжали реанимационные мероприятия, но спасти больного так и не удалось.

Поговорив со всеми и обдумав полученную информацию, Саблин пришел к выводу, что расклад получается тяжелым. Ситуация действительно скандальная и грозящая не просто оргвыводами, а уголовной ответственностью. Он еще раз глянул в свои записи, которые делал по ходу разговоров со всеми участниками происшествия: да, между первой госпитализацией в Больницу скорой помощи и последующей госпитализацией в «инфекцию» времени прошло непозволительно много. Чего они так долго телились? Почему потребовалось столько времени, чтобы утрясти вопрос? И ровно то же самое произошло при повторной госпитализации в «скоропомощную» больницу: администраторы договаривались, пытаясь спихнуть друг на друга тяжелого больного, а время шло, и состояние Кудиярова стремительно ухудшалось. Вместо оказания квалифицированной медицинской помощи несчастного мастера-взрывника возили из больницы в больницу, да еще и на машине без специального оборудования, предназначенного для оказания реанимационного пособия. Да еще и дежурный реаниматолог, пропустивший одышку… В общем, будут искать виноватых.

Ох, не любил Сергей Михайлович Саблин эти клинические случаи, когда ставится вопрос о врачебной ошибке или недобросовестности, именуемой в Уголовном кодексе преступной халатностью. И ни один судебно-медицинский эксперт эти случаи не любил. Правда, выход из положения обычно находился в том, что брался эпикриз из истории болезни и тупо переносился в акт исследования. Делать это было несложно, поскольку даже при огромной нелюбви судебных медиков к чтению написанных от руки медицинских документов переписать напечатанный на машинке, а в последние годы — на компьютере, эпикриз большого труда не составляло. Да и ссориться с коллегами никто не рвался, все понимали, что если при судебно-медицинском исследовании будет выставлен другой диагноз, отличный от диагноза, поставленного в лечебном учреждении, то начнутся разборки, взаимные упреки, выговоры, проблемы с горздравом, а напоследок, так сказать, «на сладкое», еще и клинико-анатомическая конференция. И придется судебному медику идти туда и отстаивать свой диагноз, и нападут на него, маленького и несчастного, одинокого и беззащитного, десятки квалифицированных клиницистов, которые постараются впиться зубами в эксперта и все-таки доказать, что он не прав, а они — правы. Ибо расхождение диагнозов — вещь серьезная. Тут и до уголовного дела рукой подать.