Тайный дневник Михаила Булгакова - АНОНИМYС Страница 31

Зоя пыталась смягчить скандал, уверяла Гуся, что все это только дружеский концерт. Но Алла закусила удила и высказала Гусю все, что она о нем думает. Гусь от горя напился как свинья, шатаясь, пошел по квартире, тряся толстой пачкой денег, которые, по его словам, после такого предательства были ему не нужны.

Ну что тут можно еще сказать? Бедный несчастный Гусь, бедный, бедный Борис Семенович! День не задался у него с самого утра. Еще и солнце не взошло, а уж явились к нему в квартиру два чудовища, два проходимца – Буренин и Аметистов. Разговор с парочкой вышел крайне тяжелый: они заявили, что деньги Гусь берет, а договоренностей не выполняет.

Господи боже мой, берет деньги! Какой позор, дамы и господа, до чего довела Гуся бесстыжая советская власть и проклятые Маркс с Энгельсом! Он, человек, который всегда был при деньгах, вдруг обнаружил, что средств ему катастрофически не хватает. Конечно, он был просто-таки вынужден взять взаймы у Аметистова. За что, спросите вы, за какие-такие красивые глаза дал деньги Аметистов Гусю – большому человеку в области тугоплавких металлов? За какую-нибудь металлическую тайну, за академический паек, наконец, за знакомство с наркомом продовольствия товарищем Цюрýпой?

Самое смешное, что нет. Не интересовал Аметистова никакой Цюрупа, и даже, о ужас, сам товарищ Ленин был ему безразличен. Единственное, чего он хотел, так это контактов с инженером Кажинским.

Встает, разумеется, законный вопрос: кто такой инженер Кажинский и что в нем было такого интересного для приехавшего из-за границы Аметистова? Ответ прост. Бернард Бернардович Кажинский был знакомый Гуся и по совместительству изобретатель. При этом изобрел он не что-нибудь, а мозговое радио, способное изменить всю жизнь человечества – и поделом ему, этому человечеству!

Если говорить понятным языком, Кажинский открыл, что мозг человека похож на радиопередатчик и может передавать мысли, как волны, на расстояние. Более того, он прямо сейчас конструировал устройство, которое могло усиливать эти мысли. Благодаря этому один человек мог бы отдавать приказы другому, и тот бы их беспрекословно выполнял. Если бы такое удалось на практике, изобретатель мозгового радио, безусловно, стал бы властелином мира. Однако, насколько известно было Гусю, передатчик еще только разрабатывался. Об идеях Кажинского знал лишь крайне узкий круг его знакомых, которые, впрочем, в мозговое радио не верили и считали его фантастикой вроде Герберта Уэллса.

Каким образом об изобретениях Бернарда Бернардовича узнал Аметистов, Гусь не знал. Однако он догадывался, что раз есть интерес к изобретению, на этом интересе можно неплохо заработать. Тем более, что Зоин кузен сам вышел на него и предложил сотрудничество.

Чего же хотел кузен Зои Денисовны в конечном итоге? А хотел он, чтобы Кажинский все права на свое изобретение передал ему, Аметистову. Объяснял он это тем, что представляет интересы некоего немецкого профессора, который якобы тоже ведет работы в этом направлении и которому будет крайне неприятно, если Кажинский его обойдет.

Почему ушлый кузен не обратится прямо к изобретателю, Гусь не спрашивал – появление рядом с Кажинским новых людей могло вызвать нездоровый интерес чекистов. Быть шлепнутым без суда и следствия за технический шпионаж Аметистов явно не хотел. Но раз так, то, значит, Гусь имел полное моральное право на солидную компенсацию – ведь он, в конце-то концов, рискует, и рискует очень серьезно.

Гусь быстро столковался с Аметистовым и начал обрабатывать Бернарда Бернардовича. Но тот, как всякий ученый, был слегка не в себе и выгоды своей понимать не хотел. То есть сначала-то он обнадежил Гуся, сказав задумчиво: «почему бы и нет?» Обрадованный Гусь набрал у Аметистова авансов и, разумеется, быстро их растратил. Самую роковую роль тут сыграли девушки. Точнее сказать, одна девушка – та самая бесподобная, божественная Алла Вадимовна, которая брала у него деньги, а сама при этом собиралась сбежать в Париж к какому-то там жениху.

Если бы на месте Гуся был Ганцзалин с его страстью к пословицам, он бы наверняка состряпал какую-нибудь мудрость вроде: «Сколько бабу ни корми, она все в Париж едет». Но Гусь не был Ганцзалином и не мог утешаться народными мудростями. Ко всему прочему Кажинский почему-то передумал и теперь наотрез отказывался продавать свое изобретение кому бы то ни было. Аметистов же заявил, что его терпение лопнуло, и Гусь либо выполняет их договор, либо возвращает все деньги до последней копейки. А сами посудите, откуда же было взять Гусю эти деньги, если он почти все уже растратил?

А последний удар нанесла эта проклятущая гадина, божественная Алла Вадимовна со своим Парижем и живущим в нем женихом. Ничего удивительного, что после этого на глазах у всех случилась ужасная, просто чудовищная сцена со взаимными обвинениями и криками, после которой ничего не оставалось несчастному Гусю, как напиться до положения риз и пойти по квартире, размахивая остатками денег.

* * *

Спустя десять минут его нашли мертвым.

Кто-то всадил ему нож прямо в сердце, между четвертым и пятым ребрами. Так, во всяком случае, позже заявил патологоанатом – не верить ему нет у нас никаких оснований.

Зоя впала в панику и, понимая, что на нее повесят если не само убийство, то содержание притона по меньшей мере, взяла в охапку Обольянинова и пыталась с ним бежать, куда глаза глядят. На ее несчастье, среди гостей каким-то образом затесались два сотрудника уголовного розыска. Они заперли двери и быстро вызвали подмогу. Далее все пошло по известной схеме – всех впускать, никого не выпускать. Так в числе задержанных оказались и Мариенгоф с Есениным. Правда, поскольку в квартиру они заявились уже после убийства, их быстро выпустили. А вот всех остальных, включая Зою с Обольяниновым, и даже Манюшку повезли в отделение.

Впрочем, кое-кому ускользнуть все-таки удалось. Оперуполномоченные не обнаружили в квартире никаких следов кузена Аметистова и старого бомбиста Буренина. Бесследно исчез также Херувим.

Жена покойного заявила, что Гусь был не только убит, но также и ограблен. По ее словам, он имел при себе крупную сумму денег, которую видели все присутствующие. Однако сколько ни искали деньги, найти так и не смогли – ни у задержанных, ни во время обыска в квартире Пельц.

Нашли, впрочем, шкатулку, в которой, как призналась Зоя, она хранила свои сбережения. Однако шкатулка была пуста: это значило, что убийца – или убийцы – добрались и до Зоиных денег. Следователь, впрочем, полагал, что Зоя могла заранее опустошить шкатулку, чтобы отвести подозрение от себя и направить следствие по ложному следу.

Так или иначе, в конце концов, в числе главных подозреваемых остались Зоя и Обольянинов. Зою подозревали в том, что это она убила Гуся – не только ради денег, но и потому, что тот устроил скандал и поставил под угрозу все ее сомнительное предприятие. Граф же попал в подозреваемые, во-первых, из-за сожительства с Зоей и как вероятный ее подручный и, во-вторых, как нетрудовой элемент, которого, известно, хлебом не корми, дай только убить советского служащего на солидной должности.