Ария смерти - Донна Леон Страница 31

Как и в тот вечер, когда Брунетти с Паолой были в зале, зрители предсказуемо встретили самоубийство Тоски и финальные аккорды бурной овацией – ведь талантливым было не только пение, но и актерская игра. Комиссар отодвинулся на пару метров в сторону, чтобы видеть сценическое пространство по эту сторону занавеса, где певцы в это время собирались в группу, переговариваясь и пересмеиваясь.

Мужчина, державший блокнот-планшет, замахал рукой, приказывая трем ведущим персонажам встать потеснее, по центру, а остальным разойтись к кулисам. Занавес приоткрылся, и трое певцов, все чудесным образом возвращенные к жизни, явились перед публикой, которая встретила их громом аплодисментов. Вскоре Флавия вывела на авансцену дирижера – того самого, о ком за ужином у графа Фальера отозвалась как о «воинствующей посредственности», – а сама отошла назад и тоже стала аплодировать. Потом все четверо взялись за руки и занавес закрылся.

Со своего места Брунетти видел, как артисты поочередно выходят из-за занавеса к рампе, чтобы получить свою долю оваций. Видел, как Флавия надевает улыбку и ее лицо начинает светиться от удовольствия на виду у публики. И как быстро эта улыбка гаснет, стоит певице вернуться за кулисы.

Аплодисменты все не стихали, и помреж резко хлопнул в ладоши и потянул край занавеса с одной стороны, приоткрывая его, чтобы «звездная четверка» могла выйти на сцену. Он хлопнул еще раз, громче, но посмотрели в его сторону только трое. Тоска, которая как раз пила воду, отдала стакан костюмерше; Скарпиа начищал туфли, вытирая их по очереди о свои же штаны; Каварадосси засовывал телефонино в карманчик своего окровавленного камзола. Дирижера и вовсе след простыл. Брунетти однажды слышал, что артист, которому на сцене предстоит быть убитым, прячет под одеждой спринцовку с красными чернилами: их можно выдавить в момент выстрела или удара ножом. Пока зритель неутомимо рукоплескал, в голову комиссару лезли глупые мысли вроде того, а отстирываются ли эти чернила и есть ли в театре стиральные машины. Певцы во время представления сильно потеют: виной тому яркое освещение, а также нервное и физическое напряжение, ведь пение – процесс энергозатратный. Наверное, здесь есть не только стиральные машины, но и аппараты для химической чистки. Шоу-бизнес…

По кивку мужчины с планшетом Скарпиа вышел на середину сцены. Громкие аплодисменты. Когда они достигли пика, он повернул назад и на авансцене его сменил Марио. Аплодисменты – еще более громкие и продолжительные. Вернувшись за кулисы, тенор тут же вынул телефонино и продолжил разговор. Из-за занавеса на авансцену неспешно вышла Флория Тоска и замерла. Шквал аплодисментов.

Со своего места Брунетти видел, как она подняла правую руку, словно благодаря зрителей за энтузиазм и любовь. Уронив руку, Флавия медленно присела в реверансе – новая буря оваций. Потом она взмахнула рукой и отступила, безошибочно направляясь к просвету в занавесе, а затем скрылась за ним, уступая место дирижеру, который вернулся на сцену, для того чтобы утонуть в рукоплесканиях. Правда, на сцене он задержался недолго и, вернувшись, прошел мимо певцов, не удостоив их и словом.

Когда стало ясно, что восторгам публики не видно конца, все четверо, взявшись за руки, вышли на общий поклон. Это повторилось дважды, и когда аплодисменты стали затихать, четверка снова скрылась за занавесом. Помощник режиссера, руководивший этой церемонией, взмахнул обеими руками, – Брунетти видел нечто подобное в исполнении наземного обслуживающего персонала в аэропорту – в значении «самолет надежно пристыкован к терминалу». Постепенно аплодисменты в зале сошли на нет.

За спиной у Брунетти рабочие сцены уже вовсю разбирали замок Сант-Анджело. Блок за блоком массивные фрагменты «каменных стен» грузили на тележки и увозили за кулисы. Окна извлекали из общей конструкции с легкостью пазлов, чтобы положить затем на отдельные тележки и отправить вслед за замковыми стенами.

Когда Брунетти надоело наблюдать за всем этим, он огляделся по сторонам, и оказалось, что на сцене, кроме него и бригады рабочих с начальником, никого нет. Комиссар подошел к бригадиру и спросил, не подскажет ли он, как пройти к костюмерной синьоры Петрелли.

Тот смерил его взглядом и спросил:

– Кто вы такой?

– Я ее друг, – ответил Брунетти.

– Как вы попали за кулисы?

Брунетти вынул бумажник, а оттуда – полицейское удостоверение. Бригадир взял его, внимательно рассмотрел, сверил фото с оригиналом и только потом вернул.

– Не могли бы вы меня проводить? – попросил Брунетти.

– Идемте! – сказал мужчина.

Какое-то время они шли тем же путем, по которому комиссар явился сюда (или, по крайней мере, так ему показалось), потом свернули в длинный коридор. Поворот направо, затем налево, и пару этажей вверх на лифте. Там они свернули в коридор, и на третьей двери слева Брунетти прочел имя Флавии. Его провожатый удалился. Комиссар постучал, и приглушенный женский голос прокричал что-то, что совершенно не напоминало приглашение. Через несколько минут дверь открылась и вышла костюмерша, неся на вешалке красное сценическое платье. Увидев комиссара, она остановилась и спросила:

– Вы – Гвидо?

Брунетти кивнул. Костюмерша пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь.

Флавия, босая, в белом хлопчатобумажном халате, сидела перед зеркалом, обеими руками проводя по своим коротким волосам. Парик на специальной подставке стоял тут же, слева от нее. Певица убрала руки и быстро помотала головой – так, что во все стороны полетели брызги. Она схватила полотенце и довольно долго терла волосы, а когда ей это наконец надоело, отбросила его на стол и повернулась к Брунетти.

– Он снова здесь побывал, – сказала Флавия дрожащим голосом.

– Рассказывай, – попросил Брунетти, усаживаясь слева, чтобы не нависать над ней, пока они разговаривают.

– Я пришла в гримерку после спектакля и нашла вот это, – произнесла Флавия все тем же взволнованным тоном, указывая на комок мятой упаковочной бумаги темно-синего цвета. На полу валялся обрывок тонкой золотистой ленточки.

– Что это? – спросил Брунетти.

– Вот, посмотри! – И Флавия потянулась за комком бумаги.

– Не трогай! – произнес Брунетти громче, чем следовало.

Рука певицы повисла в воздухе. Флавия сердито посмотрела на собеседника, и в ее взгляде он прочел безотчетную реакцию строптивицы, которой не дали сделать то, что ей хотелось.

– Отпечатки пальцев, – сказал Брунетти спокойно и добавил, надеясь на то, что Флавия смотрит криминальные телесериалы: – Следы ДНК.

Гнев у нее на лице сменился огорчением. Флавия проговорила:

– Прости, мне следовало бы догадаться об этом самой.

– Так что же там? – снова спросил Брунетти.

– Ты должен это увидеть.

Она взяла со стола расческу с длинной ручкой, перевернула ее и острым концом отодвинула бумагу в сторону. В свете окружавших зеркало ламп что-то ярко блеснуло, и Флавия, подцепив это «нечто» ручкой расчески, отделила его от бумаги.