Грозное дело - Сергей Булыга Страница 30

– Что с Марьяном?

Трофим подумал и строго ответил:

– А это уже тебе решать. Как решишь, так с ним и будет.

– Так он живой ещё?

– Был бы мёртвый, не искали бы.

Мотька затаилась, даже не дышала. Глаза у неё остановились. Трофим спросил:

– Был он в тот день у тебя?

– Был, – кивнула Мотька.

– Зачем?

– Как это зачем? – насмешливо сказала Мотька. – Как будто не знаешь. За тем и был, за чем вы все к нам ходите. Так и он. Любились мы, вот что, затем и приходил, чтобы любиться, и больше ничего.

– Перекрестись!

– На мне креста нет.

– Всё равно перекрестись!

Мотька подумала, потом перекрестилась. Спросила:

– Так лучше?

– Конечно, – ответил Трофим. И спросил: – Ты знаешь, кем Марьян служил?

– Знаю.

– Про ту дверь тоже знаешь?

– Слышала.

– А сама там бывала?

– Зачем мне там бывать?! – насмешливо сказала Мотька. – Нам с ним и здесь места хватало. Вот посмотри! Здесь места хватит же! – И она развела руки, как бы обнимая ими лавку.

Трофиму стало жарко. Он мотнул головой и продолжил:

– А в тот день он ничего тебе про ту дверь не рассказывал?

– Ничего, – сказала Мотька. – Будто говорить нам было больше не о чем.

– А что он говорил про ту беду?

– Да ничего почти, – сказала Мотька, вспоминая. – Ну, говорил, что прибегали к ним. Что старший с младшим там сцепились. И что старший младшего едва не до смерти побил.

– Так и сказал про старшего?

– Так, – коротко кивнула Мотька.

– А откуда он про это знал?

– Так у них все про это говорили, – просто ответила Мотька. – А кому там ещё было бить? Они же там только вдвоём сидели.

– Так там же ещё одна дверь! Могли в неё войти!

– Марьян бы видел, как вошли.

– Мог видеть, да мог не сказать.

Мотька подумал и согласилась:

– Мог.

– Он и не сказал! – радостно продолжил за неё Трофим.

– Вот только зачем ему такое было – не сказать? – задумчиво проговорила Мотька. – А если бы он сам туда входил или входил кто другой, так старшего бы прибил, что ему младший…

– А что старший?

– Ну, про старшего известно, что ничего доброго от него не жди. А от младшего ещё ну мало ли… – опять задумчиво сказала Мотька. – И так бы любой подумал. Да вот хоть тебя возьми. Ты на кого бы…

– Но-но! – поспешно перебил Трофим.

– Чего «но-но»?! – злобно спросила Мотька. – Я не кобыла, ты меня не запрягал! И чего ты припёрся ко мне?! Не здесь ты ищешь! Да ты и сам знаешь, не хуже моего, что не здесь надо искать, а всё выслуживаешься, пёс! А ещё крест носишь! А я вот без креста, а таких мерзостей не затеваю, пёс!

– А ну тихо! – прикрикнул Трофим.

– Я тебе сейчас притихну! – негромким, но очень злобным голосом сказала Мотька. – Ишь, заявился! Нюхает! Да нечего тебе здесь нюхать! Ничего там Марьяну не нужно было, он отслужил на рундуке – и сразу пошёл ко мне. И так же и мне не надо ничего. Мы только про одно всегда с ним говорили!

– Про что?

– А тебе какое дело? Твоё дело – розыск. Вот ты и разыскивай. А я тебе отвечаю: был у меня в тот день Марьян, и мы любились, и ни до кого нам дела не было. А после он ушёл, и я ему на память дала перстенёк. Вот отсюда. Смотри! – Мотька показала свою руку. – Видишь, на всех пальцах перстни и только на этом нет? Это я с него тот перстенёк сняла и отдала Марьяну. И это был непростой перстенёк, на нём волшебный камешек. Если его вот так повернуть и так на него глянуть, он горит. Как бы где ни было темно, а он всё равно горит. Вот такое волшебство. Я надела ему на руку, тоже на этот палец, и он ушёл. И я ушла бы! – продолжала она громким голосом. – Совсем ушла бы! Опостылело здесь всё! Не надо мне ничего этого! Только бы вернулся мой Марьян, и мы бы тогда…

И она замолчала. Трофим, подождав, спросил:

– Что «тогда»?

– Марьян меня звал с собой, – опять заговорила Мотька. – Я одно место знаю, говорил, на Каме. Место такое, Камой называется, очень далеко, за Волгой. Место глухое, дикое, одни медведи да мы.

Сказав это, Мотька улыбнулась.

– Зачем вам медведи? – недоверчиво спросил Трофим.

– И не нужны. Мы дальше! – улыбаясь, продолжала Мотька. – С Камы и за Камень. В дикую землю Сибирь. А оттуда ещё дальше, в великое царство Катай. Ой, там царь грозен, ой, крут!

– Зачем вам тогда этот Катай, – сказал Трофим, – когда и здесь то же самое: и царство великое, и царь тоже грозный.

– А там нас, в Катае, никто не будет знать, – ответила Мотька. – Там же народу будто в муравейнике, значит, никогда и не узнают. Будем жить…

Мотька замолчала, снова опустила голову. Трофим тоже молчал, ждал. Мотька опять заговорила – медленно, задумчиво:

– А, может, не поедем мы за Камень. Может, до Камы добежим, и хватит. Нам же только чтобы никого не видеть и чтобы нас не видели. Одни мы с Марьяном только, и ни души вокруг. Давно мы этим сердце тешим…

– Так и бежали бы, – сказал Трофим. – Чего сидели?

– Да! – сердито воскликнула Мотька. – Ага! А ты чего сидишь, а ты чего не побежал?

– А для чего мне бежать?

– Как для чего?! – сказала Мотька. – Ты что, не знаешь, чем для тебя всё это кончится? Что ты наразыскиваешь, знаешь?! И что тебе за такой розыск будет? Хорошо, если просто удавят, а то могут и… Да чего там! Сам знаешь! Сам небось прорву людей загубил. А вот теперь и твой черёд настал. Так что бежать тебе надо, покуда не поздно. Да далеко не убежишь! Отсюда ещё никто ни разу не сбежал. Вот ты попробуй, вот хоть сойди где с крыльца, хоть в окно где высунься – и уже сразу стоят внизу и ждут. Так, нет?

Трофим вспомнил, как он прыгал с крыши, и нахмурился.

– В прошлом году, – опять заговорила Мотька, – Марьян хотел сбежать. И меня с собой уговорил. Уже всё вроде как сладилось: уже сговорились… Ну, с кем надо, с тем и сговорились, сменную одёжку заготовили, харчей на дорожку… И тут вдруг ко мне приходит один человек и говорит: «Ты чего, сука, задумала, гляди, как бы Матёрый не прознал!»

– Матёрый, это кто? – спросил Трофим.

– Матёрый и Матёрый, – недовольно повторила Мотька. – А что мне Матёрый?! Я и Матёрому сказала: «Только его, пёс, тронь, я тебе глаза выцарапаю!» А тут, думаю, и ладно, всё равно сбежим. И посмеялась. Тот ушёл. А вечером пришёл Марьян и говорит: «Гаврила со стены упал – и насмерть».