Ящик Пандоры - Фридрих Незнанский Страница 30

— Ну, вот и ладненько. С Татьяной нам все ясно. Мужик у нее никудышный, значит, был. Это как же по-научному — онанист, фетишист, мазохист? Славные у нас министры, по ним психушки скучают, а они страной правят. А как же его чемпионка, Нинель эта, такую жизнь переносит, а?

— За миллион можно и потерпеть,— прошипела Бальцевич.

— За миллион?

— Слухи имеются. Она с него миллион за любовь потребовала.

— Это интересно, давай подробности.

— Приходит, значит, министр спорта Бардин к спортсменке Галушко, приземляется на колено и говорит: «Люблю тебя крепко, моя конфетка!» Так, мол, и сяк, прошу вашей руки. А в ответ слышит слова не девочки, а валютной бляди: «Все эти ваши сентиментальности, министр, мне до фонаря. Бросьте сначала жену, а потом к моим ногам — миллион, тогда отдамся!».

— И что? Получила?

— Получила.

— Откуда сведения?

— Друзья сказали.

— Может вспомнишь, где взял Бардин «лимон»?

— Ну, это беспредел, начальник. Методику его операций я не разрабатывала. Это уж простите, не мой бизнес, а ваш. За эти все ваши дела-делишки наше советское государство денежки у меня, налогоплательщицы, выдирает из зарплаты.

— Вот что, гражданка Бальцевич, ты мне нравоучения не читай. Я тебя сейчас заложу со всем твоим расфаканным бизнесом. В ОБХСС сообщу, как ты им показатели портишь, готовишь их людишек к допросам, а на своих клиентов даешь наводку мафиозникам. А людишкам шепну: сдает вас, горемычных, Клара чекистам, ох, как сдает. Вот смеху-то будет!

Нет времени у Грязнова заниматься с Бальцевич трепотней. И ему не нужны сейчас никакие сведения, за исключением одного: кто такой Бил. Он видит, что Клара приуныла после его угрозы, и добавляет:

— Так что — или мы имеем разговор о Биле, или...

— Ну уж ладно. Только, Слава, уговор. Я тебе — сдаю Била, а ты оставляешь меня в покое.

— Зависит, Клара, как дело доложишь,— смиренно произносит Грязнов.

Клара жмурит глазки, делает глубокую затяжку.

— Гадала на него Танька. По уши была в него втресканная. Мужик он был настоящий, размеры у него были — понятно, о чем говорю? — необыкновенные. Она говорила, что он большой сотрудник, привозил из-за границы шмотья всякого, мне тоже кое-что перепадало. Все хотела узнать, есть ли у него блядь какая. Вот я ей по картам всю правду и рассказывала.

— Как его фамилия? Где работал?

— Да ты что, Славочка, я его никогда не видела, и как его фамилия, не знаю. А уж работой и вовсе не интересовалась.

— Та-ак... Та-ак... Придуриваться решила, гражданка Бальцевич? Что ты тут мне детский лепет выдаешь: «большой сотрудник», «настоящий мужик»!

Грязнов вытащил из Клариной пачки дефицитную сигарету, закурил.

— А кто его в гостинице «Белград» выслеживал? А потом звонил Бардиной с информацией, а? Тоже карты нагадали, а? — И добавил наугад: — Наркотиками кто Бардину снабжал?

Майор достал из внутреннего кармана фотографии, одна из них — отпечаток с портрета Била.

— Узнаешь мальчика?

Клара за несколько секунд стала выглядеть гораздо старше своих пятидесяти пяти. Грязнов разозлился сам на себя: вместо того, чтобы сразу при- хватить Бальцевич на данных, минут двадцать распространялся черт знает о чем.

— Да. Узнаю. Он из КГБ. Майор госбезопасности Биляш, Анатолий Петрович.

Грязнов обжег пальцы сигаретой, но виду не подал, продолжал спокойно:

— Вот спасибо, Клара Романовна. А теперь — его связи, адреса и все такое прочее...

Нельзя сказать, что Грязнов очень уж удивился Клариному сообщению. И даже все каким-то образом стало на свои места, хотя дело катастрофически усложнилось и, следовательно, опасность для Ники Славиной чудовищно возросла. Прежде всего надо было сообщить Турецкому и Романовой, что Бил идентифицирован, и потом продолжить беседу с Бальцевич. Он протянул было руку к телефону, как аппарат мелодично запиликал. Клара дернулась на звонок, испуганно-вопросительно взглянула на майора.

— Возьми, Клара, трубочку, возьми.

Грязнов услышал, как кто-то прокричал в трубке:

— А ну-ка, давай мне майора Грязнова, срочно!... Товарищ майор, тут вашу машину вместе с шофером подожгли!

Грязнов кубарем скатился с лестницы и помчался к переулку Аксакова, где стояла милицейская «Волга». Уже на полпути он понял, что это был розыгрыш. «Волга» была на месте, и шофер, старшина милиции, тоже. Грязнов рванул обратно со скоростью звука и за триста метров своего спринта успел произнести в свой адрес триста эпитетов, самыми мягкими из которых были «маразматичный мудак» и «мудяный маразматик». Он взлетел на второй этаж, нажал кнопку звонка и, не дожидаясь реакции, пальнул из пистолета по замку...

Клара сидела в том же кресле, как будто задремала чуток — голова со встрепанными волосами склонилась набок, и тело обмякло. Грязнов осторожно взял ее руку, — и голова, неестественно переломившись в шее, уперлась подбородком в грудь. От затылка к вырезу ворота шла багровая полоса. Ника Славина говорила: «Горло у него было перерезано, нет, не перерезано — перетянуто кровавой полосой, голова разбита и как будто отделилась от туловища». Modus operandi. Только с Билом им было не так легко справиться, еще и ударили чем-то тяжелым по затылку. Специалисты по удавке и перелому шейных позвонков. За Гончаренко таких способностей вроде не числилось. Бобовский, комитетчик, на вид сопля гаилая. Да и вообще у обоих полное алиби по убийству Бальцевич: один находится под надзором самой Романовой, другой в больнице загорает. Так что с модусом все не так просто. И еще: кто знал, кроме Шуры Романовой и Турецкого, о его, Грязнова, свидании с Бальцевич? Ну, во-первых, тетки из «Детского Мира» дали ему наводку — Клара не подруга Бардиной, а гадалка. Бабы вполне приличные, одеты вшиво, на зарплату, значит. Во-вторых, дежурный из спецотдела мог видеть, что Грязнов читал разработку на Бальцевич. Тогда почему не убили Клару сразу, как только узнали о предстоящем визите? Значит, узнали позже, через третьих лиц.

Экран компьютера был разбит, из самого компьютера торчали сломанные грубой рукой части. На полу валялась пустая коробка из-под компьютерных-дискет.

Грязнов отпустил Кларину руку и снял телефонную трубку.