Операция «Сострадание» - Фридрих Незнанский Страница 30

Но долгой счастливой жизни не получилось. Хирурга убили. И только его смерть вынудила Маврина нарушить провозглашенный ранее принцип и ввязаться в нудные и долгие хлопоты, всячески напоминая знакомым и незнакомым людям, что он — не просто пенсионер, он — бывший председатель российского правительства! А что поделать? Дочь у него одна. И зять был один-единственный. Если бы Михаил Олегович пустил на самотек дело о его убийстве, он перестал бы себя уважать.

Владимир Михайлович Кудрявцев, главный прокурор страны, внутренне содрогнулся, узнав, что у него просит личного приема сам экс-премьер Михаил Олегович Маврин. Содрогнулся не потому, что они в прошлом враждовали, — наоборот, это именно Маврин порекомендовал в свое время первому лицу государства посадить в кресло главного законника страны провинциального прокурора. Однако, согласно законам человеческой психологии, напоминания о благодеяниях иногда переносятся тяжелее, чем выражения враждебности… Впрочем, Кудрявцев, разумеется, не мог отказать бывшему благодетелю в аудиенции. Таким не отказывают…

— Как же так, — с порога, едва поздоровавшись, громким голосом завел Маврин, — прошло уже с полмесяца, а дело об убийстве Великанова застыло на одном месте, ни туда ни сюда! Когда же убийство моего зятя будет раскрыто?

В ответ на кудрявцевское предложение присаживаться Маврин увесисто обрушился на стул, вызвав, как показалось, треск паркета и мебели по всему помещению. Пристально оглядев бывшего своего начальника, Владимир Михайлович не заметил признаков особенной печали по усопшему зятю. Михаил Олегович оставался все так же громогласен и настойчиво многоречив, все так же солнечно розовела его лысина, кое-как замаскированная длинными, наискось зачесанными, когда-то белокурыми, а сейчас желтовато-седыми прядями сохранившихся волос. Очень жалко выглядит эта вовсю просвечивающая лысина. Уж не пытался бы Маврин ее прикрывать, что ли, носил бы с достоинством… Но люди редко проявляют способность видеть себя со стороны. Что до Михаила Олеговича, его отродясь не заботило, как он выглядит в глазах окружающих. Окружающие обязаны были принимать его таким, каков он есть, и по мере сил подлаживаться под него.

— Много работы по этому делу образовалось, Михаил Олегович, — успокоительно отвечал Кудрявцев в старом стиле, продолжая подлаживаться под того начальника, каковым Маврин, в сущности, больше не являлся. — Но вы не волнуйтесь: следователи и оперативники вкалывают, как звери.

— А вот мне не надо, чтобы как звери, — точь-в-точь как в былые времена, требовательно загудел Михаил Олегович. — Мне не нужны звери, мне нужны компетентные люди!

— Но две недели — это слишком ничтожный срок…

— Пятнадцать дней, Володя, срок достаточный, — отрубил Маврин. — За этот срок убийца, скорее всего, успел залечь на дно или сделать ноги за границу, и ищи его теперь, свищи! А я-то, как сейчас помню, в тебя верил. Я рассчитывал, что ты человек энергичный, неангажированный, наведешь порядок в своем ведомстве…

Кудрявцев покорно склонил голову. Да, в высших кругах вовремя оказанные услуги никогда не забываются! Их не позволяют забыть…

— Если сотрудники не справляются со своими обязанностями, — продолжал гвоздить его наставлениями Маврин, — им надо закатить здоровенный втык или заменить на других. Что ты с ними будешь делать, мне неважно. Меня интересует результат!

Вытерпев еще не одну порцию мавринских рассуждений на тему служебной ответственности и в очередной раз заверив, что все от него зависящее будет сделано, Владимир Михайлович сам проводил экс-премьера до дверей. А оставшись один в кабинете, промокнул платком вспотевшее лицо, высморкался, нажал кнопку селектора и, только теперь позволяя вырваться наружу накопившимся чувствам, рявкнул секретарше:

— Меркулова ко мне!

Начальство начальству рознь. По крайней мере, израсходовав свои переживания в реве, обращенном к секретарше, к незамедлительно прибывшему по его зову Меркулову генпрокурор обратился сдержанно и вежливо. Может быть, причиной тому была врожденная интеллигентность Константина Дмитриевича, как-то сама собой пресекавшая чужую невежливость на корню… Можно сказать, короткое совещание представляло собой саммит на высшем уровне, в результате которого стороны пришли к соглашению ускорить работу над делом Великанова и расстались, дипломатически довольные друг другом.

Однако на этом нисхождение по служебной лестнице приказа ускорить дело в тот день не остановилось! Меркулов не стал впадать в раздумья, он принял молниеносное решение… Так дело об убийстве Великанова оказалось в руках первого помощника генпрокурора, госсоветника юстиции третьего класса Турецкого.

— Послушай, Костя, — почти торжествующе отреагировал Турецкий, — кажется, я становлюсь провидцем. Представь себе, тут недавно смотрим мы с Ириной телевизор…

— Телевизор, Саня, посмотришь после, — прервал внеслужебный экскурс Константин Дмитриевич. — Сначала ты обязан найти убийцу пластического хирурга.

— Это я понял. А почему такой ажиотаж вокруг этого Великанова? Шепни мне на ухо по-старому, по-дружески. Что, неужели из-за того, что он был так раскручен на телевидении? Так сказать, любимец всей страны?

— Не в том причина, Саня. Убитый Великанов — зять Михаила Олеговича Маврина.

— Что, неужели?..

— Да, муж его дочери.

— А, понятно. Значит, в связи с этими родственными отношениями было принято решение о передаче данного дела мне?

— Можешь считать и так, если тебе больше греет душу такая формулировка.

— А кто занимался делом Великанова до меня?

— Уже двое. Первым был дежурный следователь Васин, который выезжал на осмотр места происшествия, после Васина — Глебов…

— А, Подполковник? Он же вроде толковый мужик!

— Безусловно, толковый. Полагаю, он справился бы, если бы располагал временем. Но Кудрявцев требует срочной работы. Сам понимаешь, придется мобилизовать все силы.

— Понимаю, — подтвердил Турецкий, демонстрируя свою боеготовность. Но особой радости ему это известие, что правда, то правда, не принесло. Срочная работа — кто ее любит? Но когда начальство требует, тут уж хоть из шкуры выскочи, хоть умри, а сделать обязан. — Что это за дело, на котором сломали зубы уже два следователя?..

— Тягомотное дело, Александр Борисович, — признался Турецкому Глебов. — Чем глубже в него погружаешься, тем лучше понимаешь, что пластическая хирургия в России перешла в область коррумпированного бизнеса, со своими околокриминальными разборками. Гадюшник, одним словом.

Этим малооптимистичным выводом Глебов завершил перечень версий, как проверенных, так и тех, которые только еще подлежали проверке.

— А как насчет криминала в прямом смысле? — поинтересовался Турецкий. — Ну, наподобие того, что Великанова мог убрать некий криминальный авторитет, который воспользовался его услугами по изменению лица и хотел окончательно замести следы. Сейчас об этом едва ли не в каждом третьем детективе пишут!