Время действовать - Буби Сурандер Страница 3

Когда я замолчал, она подождала немного. А потом сказала:

— Это бы мне помогло. Я бы протянула еще несколько дней.

Тарн покачал головой и изобразил пальцами, как крякающая утка смыкает и размыкает клюв. Приказ был ясен: давай трепись дальше. По-видимому, ее номер еще не выяснили.

— Ладно, — сказал я, — сделаем пару репортажей об охранных фирмах. А потом позвонит Ингвар Карлссон и сообщит, что стоит на мосту, на Вестербрун. И желает, чтобы мы сделали серию сочных хвалебных материалов о социал-демократической партии. Иначе прыгнет через перила.

Она долго не откликалась. Но потом просопела:

— Понимаю. — И добавила: — Ты когда-нибудь бывал на Сульвалла? [7]

Ну как же, и не раз. Какая-нибудь тощая кляча приходит первой и выигрывает для хозяина массу капусты. Значит, в газете должно быть фото. Слева направо: владелец, лошадь и наездник. Из них троих только лошадь имеет достаточно достоверную биографию.

— М-гм, — промычал я.

— Ты видел, что происходит после последнего заезда, когда все ушли и стоянка для машин уже пустая?

— Гм-гм.

— Тогда отворяют большие ворота и выпускают один из бронированных автомобилей компании «Секуритас». [8]Он двигается прямо от касс, что под дальней трибуной. Потом спокойненько едет по темным дорожкам к площади Фридхемсплан... Знаешь, сколько в этой машине денег?

— Ну?

— При самом плохом раскладе — не меньше миллиона крон, а то и двух. Если же была серия заездов — так и пять миллионов. Все ассигнации старые, так что идентифицировать их невозможно. Мелочь!

Ну и ну. Пять миллионов — мелочь!

— Скажи, что ж тогда не мелочь, а по-крупному?

Пауза. Потом она ответила:

— По меньшей мере двадцать миллионов. В одной-единственной машине. А если охранная фирма осмелится наплевать на страховые условия, так и еще больше.

Двадцать миллионов крон. Сто тридцать моих годовых заработков.

— Когда, где, как? — спросил я.

— Это все я, конечно, знаю, — отозвался молодой голос. — Но как ты думаешь, что станет со мной, если я разболтаю?

— Ты все знаешь?

— Все до точки. А про самую последнюю, изощренную деталь узнала как раз сегодня.

Я взглянул на Тарна. На его лице было напряженное внимание, а пальцы щелкали: говори, говори.

Но она сама продолжала:

— Будет целая серия ограблений, все в течение нескольких дней. Они рассчитывают загрести по меньшей мере сотню миллионов. А потом исчезнут из страны.

Она вроде сделала последнюю длинную затяжку сигаретой.

— Если сейчас разболтаю, так умру, — спокойно сказала она. — А разболтаю потом, так тоже умру.

И в трубке стало совсем тихо.

— Ну что ты, — произнес я, пытаясь ее приободрить.

Тогда голос послышался снова:

— А знаешь, что это за самая последняя изощренная деталь? Про которую мне стало известно сегодня?

— Ну-у , — протянул я.

Она громко вздохнула.

— Да, впрочем, если я и не скажу, то все равно умру. Ведь... смыться-то нельзя, когда сидишь в каталке.

— Ну и... — подталкивал я.

— Вот ведь как. Нет у меня никакого выбора. Самое хитрое, что я могу сделать, это покончить с собой сейчас, именно сейчас. Тогда они, быть может, подумают, что я все разболтала. Тогда они, может, смоются, ничего не предприняв.

Я ошеломленно поднял голову. Тарн махал рукой, дескать, давай трепись дальше, давай, давай. Юлле слушал все, открыв рот.

И тут я снова услышал молодой энергичный голос:

— Боже, какие же вы бездарные идиоты!

Щелчок. Гудки. Она положила трубку.