Одинокая смерть - Чарлз Тодд Страница 3

Истфилд, Суссекс, Гастингс-роуд, июль 1920 года

Истфилд ничем не прославился в истории Англии — ни красотой, ни историческими или политическими событиями. Начинался он с маленькой деревушки в том месте, где дорога из Гастингса после подъема и небольшого прямого отрезка поворачивала на восток и где находился обширный луг. Он служил пастбищем для усталых быков и лошадей перед тем, как они спускались вниз, в город, или, наоборот, после подъема из города. Постепенно этот луг был взят в кольцо всякими хибарами, где предприимчивые люди предоставляли проезжающим различный сервис. Здесь были таверна, кузница, где можно подправить подковы, и даже бордель для нужд уже другого рода. Выстроенное заново аббатство в Бэттле скоро прибрало деревушку к рукам, чтобы спасти заблудшие души ее обитателей и пополнить доход.

При расформировании и разграблении монастырей во времена Генриха VIII деревушка перешла во владение сторонников короля, что никак на ней не отразилось. К 1800 году, когда для потомков владельцев наступили тяжелые времена, деревушка была забыта, хотя луг по-прежнему служил бесплатным пастбищем для всех проезжающих по дороге в Гастингс и обратно. Пока не нашелся некий сквайр — выскочка и самозванец, который увидел здесь возможность разбогатеть и стал собирать деньги с проезжавших.

Расцвет края начался во времена правления Виктории. Гастингс стал разрастаться, продавая свои товары голодным рыбакам и жителям маленького порта, расположенного на другом конце долины. Вместе с ним стал расти и Истфилд.

К 1880 году у городка появился неплохой шанс для развития, так как владельцы маленькой фирмы, производившей для рыбаков снасти, ящики для рыбы и другие нужные предметы, подметили тенденцию последних лет — люди стали приезжать на побережье и принимать морские ванны. Вследствие этого увлечения на берегу возник ряд отелей, которые нуждались в хорошей меблировке, чтобы угодить требовательным постояльцам. Таким образом, в Истфилде стали изготавливать мебель, что принесло дополнительный доход в казну города. Второй период расцвета наступил, когда братья Пирс решили расположить свой пивоваренный заводик в трех заброшенных зданиях на дальнем конце Гастингс-роуд. Потом французы-изгнанники открыли маленькую латинскую школу и неплохо зарабатывали, давая образование сыновьям и дочерям тех, кто мог себе это позволить.

Пивоварение, мебельное производство и латинская школа придали Истфилду новый блеск. Дочери основателя школы сменили французскую фамилию и из дю Туа превратились в Тейт, а когда умер их отец в 1913-м, передали бразды правления племяннице — миссис Фаррелл-Смит, молодой вдове.

К 1900 году Истфилд удвоил свою численность, а к 1914-му с гордостью отправил своих сыновей воевать во славу Короны в Первой мировой.

После они даже получили письменную благодарность от самого короля, а пивоварня выпустила новый сорт пива под названием «Пикардийская роза». Это пиво неожиданно стало весьма популярным сначала у солдат, а с окончанием войны у бывших солдат. Пиво с фирменной стрелой на этикетке стало известно в Кенте, Суссексе и Суррее.

Вполне довольные своей жизнью, жители Истфилда не видели в своем будущем ничего такого, что могло бы помешать их дальнейшему мирному существованию, такому же безоблачному, как прошлое.

И вдруг в ночь на пятницу в июле 1920-го эта иллюзия рухнула.

Уильям Джефферс и не подозревал, какой удар готовит ему судьба, когда вошел в паб «Победитель» на одной из задних улочек Истфилда.

Под свежим вечерним ветерком знак у входа в паб в ржавой рамке покачивался и поскрипывал. На одной стороне его можно было видеть армаду нормандцев, бросившую якорь у берегов Англии, — по этому поводу часто спорили, какой порт изобразил художник — Гастингс или Певенси; на другой стороне Вильгельм Завоеватель высоко поднимал меч, празднуя свою знаменитую победу над королем Гарольдом на холме Сенлак.

Внутри паба уже стоял густой табачный дым. Бармен с улыбкой поздоровался с Джефферсом, редким гостем. Он держал ферму, и у него было слишком мало свободного времени по вечерам и еще меньше денег на праздные утехи. Но он ежегодно отмечал здесь день, когда получил рану, которая послужила причиной его досрочного возвращения с фронта и чуть не стоила ему жизни.

Джефферс уселся за угловым столиком с первой пинтой пива, предполагая в течение вечера выпить столько, сколько в него влезет.

Он покинул бар за полчаса до закрытия и направился по дороге в сторону церкви.

Уже смеркалось, когда он присел на низкую каменную стену церковного кладбища и стал смотреть на закат. Он сидел, пока солнце не село и не начали сгущаться длинные ночные тени. Хотя Джефферс вообще-то редко молился, сейчас он шептал молитву по погибшим товарищам. Большинство из них не были похоронены здесь, во дворе церкви, они остались лежать во Франции. Но он помнил о них.

Потом он встал и направился к окраине городка, туда, где пересекались Абби-стрит и Гастингс-роуд. Он пошатывался, но не был слишком пьян, хотя выпил много. Завтра он должен подняться в половине пятого утра, чтобы доить коров. Сегодняшний вечер был исключением, когда можно раз в год забыть про обязанности. Дырка на его груди давно превратилась в грубый и безобразный рубец, но временами давала о себе знать ноющей болью. Четыре года. Его тело уже забыло боль и ужас, слабость от потери крови. Но память хранила. Память сохранит тот день навсегда. И сегодня он пытался залить эти воспоминания.