Убили Винни - Джереми Камерон Страница 3

Его после суда два дня продержали в Брикстоне, а потом перевели к нам. Охранник говорил, ему четыре года дали за ввоз наркотиков. Когда судья ему срок сказал, он не понял, заулыбался из вежливости. Потом уже ему переводчик перевел.

Он, скорей всего, и не знал ничего ни про какие наркотики. Так, подошел знакомый, попросил бабушке подарочек передать. Потом позвонил куда надо, подарочек на таможне вскрыли, а там порошок. Абдула взяли, а в это время рядом крупная партия прошла. Вот так.

В первую ночь его понос прошиб: от нервов, наверно. Он еще на специальной кормежке был — у всех там манка, карри, а ему другое что-то давали. А эта спец-еда потом такой духан дает, что я там чуть не помер. Может, в Турции ее нормально готовят, а у нас что с полу поднимут — все в кастрюльку: мусор всякий, окурки, какашки крысиные, а сверху еще чили набухают, чтоб не очень воняло. Короче говоря, Абдула жалко, конечно, но всю ночь это нюхать — тоже сбесишься.

Они его, чтобы занять, сразу же пристроили в мастерскую. Он у них там шил и плакал. И молился. Только они недоглядели: начал он у них всякие острые вещи таскать. Все подряд, что только можно. Непонятно, как он их проносить ухитрялся: там ведь каждый раз все пересчитывают, а потом еще всех обыскивают. Может, он какой-нибудь человек-магнит был, не знаю. Иголки проносил, гвозди, лезвия — все подряд. И все время молился и причитал, так, что охранники даже радио погромче делали.

Ну, короче говоря, в субботу утром я шепнул начальнику охраны:

— А знаете, — говорю, — что Абдул у нас на тот свет собрался?

— Не свисти, — говорит.

— Да мне-то что? Дело ваше, конечно. Я вот только спросить хотел: если много крови будет, а я тут недавно все своими руками пидорасил, мне потом дадут одиночку как эмоционально травмированному?

Зашевелились: они теперь пуганые стали из-за журналистов. Теперь, если у них человек умер, это плохо считается: у нас же тюрьмы нового поколения и все такое. Короче, обыскали они его, ничего не нашли и поставили его под наблюдение. Это значит, может, раз за ночь заглянут, проверят. Ни хрена не помогло, конечно. На следующую ночь он это все начал в себя втыкать.

И глотал тоже. Два винта проглотил, гвозди, ложку пластмассовую. Потом взял иголку и воткнул себе в живот до конца, так, что она туда вся ушла.

Что у него там после этого в желудке творилось — не знаю, но у меня лично завтрак погулять попросился.

А потом он взял половинку лезвия и стал себе ноги резать крест-накрест по всей длине.

Тут уж я заорал — все крыло поднял.

Заметались, блин. Охранники, бывает, не подходят, когда зовешь, или не отпирают, боятся. А чего им бояться, если они сразу же связываются и с другими крыльями, и с теми, кто на выходе за стеклом? Этот тоже подошел позевывая, мельком так в глазок заглянул. Увидел — тут же спохватился. Еще бы. У Абдула уже из артерии хлестало: по стенам, везде… Охранник было пальцем затыкать, потом про СПИД вспомнил — палец убрал, струя ему в глаз — еле отдернулся. Заткнул платком. Он один зашел (вообще-то, им так не положено), в одной руке платок, другой Абдула прижал, чтобы тот себе горло не порезал. Кричит мне: «Бери рацию, вызывай всех».

А я давно мечтал с рацией поиграться. Цап ее родимую, включил: «Внимание-внимание, говорит Германия! Свистать всех наверх! Прием, отъем, как меня слышите?» Короче, объявил им полную тревогу, на все спецкнопки понажимал, вызвал полицию и даже вертолет. И главное, ничего мне за это не сделаешь: я ведь органам помогал. Срок, правда, тоже не скостили.

Абдула — как был, с платком на ноге — на носилки и во внешний госпиталь. Я им пытался сказать, что он еще всякой дряни наглотался, но наш врач как-то не очень взволновался, так что я решил, что либо они их сами найдут, либо так переварятся. Нет, но с иголкой — это вообще финиш: просто воткнул — даже следа не осталось.

На другой день подъехал было к начальнику охраны насчет одиночной, но без толку. Перевести-то он меня, правда, перевел: там же кровища везде была. Но вертолет мне все-таки припомнил, посадил к Зеркальщику.