Дело о «красном орле» - Андрей Константинов Страница 3

— Сколько у меня времени, Глеб Егорыч?

Три дня. — Спозаранник, не дожидаясь моих возражений по поводу того, что за три дня ничего не успеть, поправил свой безукоризненно завязанный галстук. — Все понимаю, Георгий Михайлович. А кому сейчас легко?

* * *

Дозвонившись до Журавлева, я высказал ему все, что думаю об операх вообще и о нем в частности. Игорь только смеялся в трубку и говорил, что это — не тот случай и мои дурацкие вопросы — не тема для телефонного разговора…

Я выскочил на улицу Росси, пересек площадь Ломоносова — «ватрушку», тормознул на Фонтанке частника на стареньких «Жигулях» и через десять минут был в особняке на Чайковского, где располагалось Региональное управление по борьбе с оргпреступностью. Управление, доживающее последние дни, — ходили упорные разговоры о расформировании РУБОПа.

Нормального общения с Журавлевым и его коллегами не получилось. Было больше эмоций, чем конкретных фактов о деяниях банды и личности Удальцова. Я прекрасно понимал своих бывших коллег-оперов, когда они говорили мне: «Жора, это — не для печати. Об этом писать рано. Этих мы еще не задержали. Работаем…» Тем не менее кое-что я у них вытянул, включая плохонький фотоснимок Удаленького, сделанный в день задержания.

— Слушай, Георгий, ты же должен знать Данилова. — Журавлев, здоровяк с фигурой штангиста, почесал коротко стриженный затылок. — Он вроде бы в твоем районе работал следаком. — Игорь неодобрительно посмотрел на дружно дымящих оперов:

— Ну, вы и накурили — дышать невозможно.

— Данилова? Женьку, что ли?

— Точно. Евгений Иванович теперь «важняк», ему сразу расписали дело Удаленького.

— Игорь, мать твою, что ж ты мне сразу не сказал?

— А ты не спрашивал. — Журавлев ухмыльнулся. — По части информации — чего можно, а чего нельзя — лучше пообщаться с ним. Следак — фигура процессуально независимая, — опер многозначительно поднял вверх указательный палец. — Рисуй телефон Данилова.

* * *

…Через несколько дней, с трудом преодолев сопротивление нашего неумолимого юридического цензора Ани Лукошкиной, я сдал материал в номер «Явки с повинной». Статья называлась «Доморощенный якудза — Андрей Удаленький». Спозаранник, гордо сверкая очками, пожал мне руку и сказал, что триллер, как он хотел, получился. «Теперь, прочитав этот материал о зверствах банды Удаленького, обыватели должны срочно упаковать чемоданы и уехать из города», — резюмировал он.

Захватив с собой несколько газет, я в прекрасном настроении поехал на Захарьевскую, к Данилову. Подходя к дверям его кабинета, услышал громкий голос Игоря Журавлева.

— Ага, вот и он пожаловал! Писака хренов! — Игорь ткнул пальцем в лежавшую на столе Данилова газету:

— Полюбуйтесь, Евгений Иванович, что наш приятель написал.

Вот здесь… Жора, ты что, извини, ненормальный? — Глаза Журавлева метали молнии. Таким разъяренным я его никогда не видел. — Это же оперативная информация!

— Вот что, капитан Журавлев, — не выдержал я, — давай-ка соблюдать субординацию. Звания подполковника милиции меня никто не лишал!

— Ладно, Игорь, действительно, успокойся, — вмешался Данилов, — ничего страшного.

— Как это ничего страшного, Евгений Иванович? Он же назвал две фамилии! Мы работаем по этим людям! Нет, это полный пиздец! А еще бывший опер… — Журавлев покачал головой.

— Во-первых, бывших оперов не бывает.

А во— вторых, именно поэтому фамилии и появились. -Я достал из коробки «беломорину», смял мундштук и щелкнул зажигалкой. — Если уж на то пошло, Игорек, я облегчил вашу работу. Люди задергаются, и вы их легко возьмете.

Странно, что ты этого не понимаешь.

Спорили мы еще с полчаса. Журавлев, вновь распалившись, кричал, что у людей Удаленького есть купленные источники не только в РУБОПе, но и в ФСБ, которые сливают «комсомольцу» всю имеющуюся в органах информацию, и что я буду виноват, если события пойдут не так, как хотелось бы им, операм.

— Вместо судебного иска о защите чести и достоинства можете схлопотать пулю в лоб, товарищ подполковник. Эти «отморозки» не шутят… — сказал мне на прощание Журавлев.

…Через несколько дней в Агентство позвонил неизвестный и вкрадчивым голосом сообщил мне, что Андрей Анатольевич Удальцов прочитал статью и просил передать, что в ближайшее время автор лишится правой руки. Чтобы больше не смог писать всякую хуйню. Определить номер звонившего нам не удалось.

* * *

Конец лета выдался на редкость дождливым и ветреным. Петербуржцы ходили в плащах и куртках, мучились с зонтиками и, проклиная все на свете, ждали потепления. Но прогнозы оставались неутешительными: «Циклон не скоро покинет Северо-Запад России…»

Завершилось предварительное следствие по делу банды Удаленького, и обвиняемые начали знакомиться с его материалами. Я время от времени созванивался с Даниловым. Женя дико устал от работы, но был настроен оптимистически. «Дело не развалится, вор должен сидеть в тюрьме! А бандюган — тем более», — говорил мне Данилов.

Но события неожиданно для всех стали развиваться совсем по иному сценарию: одного за другим начали убивать свидетелей по делу Удальцова и его банды. Причем преступления совершались демонстративно: средь бела дня, на центральных улицах города.

Первым убили Михаила Баширова — его закололи двумя ударами антикварной шпаги, видимо, похищенной в одном из музеев.

Прохожие, на глазах которых это произошло, были в шоке. От Журавлева я позже узнал, что убитый одно время был членом банды, его заподозрили в «крысятничестве», избили и вынудили самостоятельно отрезать фалангу мизинца кухонным ножом. Опасаясь за свою жизнь, Баширов пошел в РУБОП…

Через несколько дней после этого убийства были застрелены из пистолета ТТ еще два свидетеля обвинения. И, наконец, при загадочных обстоятельствах погиб четвертый свидетель — Дмитрий Лесов. Его, вызванного на очередной допрос в Следственное управление, обнаружили мертвым на скамейке, неподалеку от Захарьевской улицы.

Результат судмедэкспертизы — инфаркт — поставили под сомнение. Не мог совершенно здоровый молодой человек внезапно умереть от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Скорее всего, Лесова, употреблявшего наркоту, убили дозой «паленого» кокаина. Эксперты-медики не отрицали, что такое вполне возможно…

— Тебе Журавлев не рассказывал о Гусарове? — спросил у меня Женя Данилов, разливая по стаканам принесенный мною коньяк. — Ну, глаз-ватерпас! — похвалил он себя, сравнив уровень напитка в наших стаканах.

— Нет, а что?

— Владимир Гусаров — один из основных свидетелей по делу Удаленького… Давай, Жора, выпьем сначала, потом расскажу. За нас! — Мы чокнулись стаканами, залпом опрокинули дагестанский «трехзвездочный» и закусили шоколадом. — Так вот, Гусаров, он, кстати, немного похож на артиста Николая Еременко, был одно время «правой рукой» Удальцова. Ох, как много он знает… — Женя замолчал, как бы раздумывая, говорить мне или нет, и потянулся за сигаретами. — Не для печати, Георгий, это крайне серьезно.