Хобо - Зоран Чирич Страница 3

«Думаешь, нужно было показывать его этим кретинам?» Он с мрачным упорством продолжал говорить о том, что никогда не будет его миром. Хм, я не был ни эксгибиционистом, ни вуайером. Я был просто братом того, кого я не выбирал себе в братья, так же как и он меня.

Я вздохнул, лунатически, для одного вечера было уже достаточно оскорблений и грубостей: «Думаю, лучше тебе переключиться на «Манчестер Юнайтед», раз тебе все еще не надоело болеть, болей хотя бы за лучших».

«Да, да, «Манчестер» это лучший выбор», поддержал меня Йоби, показав гнилые зубы, которые усиливали впечатление старческой меланхолии при повторении нашего общего пароля: «Манчестер». Мы с ним были членами одного братства, братства «красных дьяволов», для которых эта весна девяносто шестого была очень, очень триумфальной. В сущности, мы еще не пришли в себя после празднования двойной короны. Сначала «Манчестер Юнайтед» одолел «Мидлзбро» на Риверсайде с три-ноль и таким образом в последнем круге увел титул у «Ньюкасла», а через шесть дней гениальный Кантона потопил «Ливерпуль» на Уимблдоне в финале Кубка. Это был незабываемый май, а коль скоро календарный май все еще продолжался, веселье было в разгаре. Возможно, именно благодаря свежим последствиям нашей радости, мы были ночью так милосердны к той троице. Йоби завел свою волынку: «В Манчестере футбол это футбол, а спидбол [6]— спидбол. Вспомни Беста. Если бы он так рано не начал пить, кто знает, стал бы он таким мастером или нет. Величайший из всех, кто когда-либо был в Британской империи. Но самое замечательное во всем этом то, что после окончания карьеры он продолжал пить такими же темпами».

И мы делали все от нас зависящее, чтобы не отставать от темпа Джорджа. Нас болтало на волнах вверх-вниз, опуская все ниже и ниже. Мы отдыхали от отдыха, веселились и развлекались. Вот только Бокан тормозил, а вскоре и вовсе спасовал. Глухой ко всему вокруг, как птица, которая слишком высоко взлетела, он прослушал песню, которую сам выбрал, и ушел, укреплять позицию «Црвеной звезды» в собственной таблице. Я болел за него.

Йоби переместился в кресло из искусственной кожи, в котором можно было занять полулежачее положение. «Амбициозный у тебя братишка», сказал он. «Хочет быть и судьей, и присяжными одновременно». Он был худым и высоким, с костлявой, угловатой фигурой и не умел держаться прямо. Все время сидел, согнувшись над чужими рассказами.

«Он не один такой, таких много», я закурил сигарету, с отвращением глядя на жирные пятна на потолке. Йоби продолжал бубнить: «Да, конечно, но…»

«Никаких «но», оборвал я его гораздо холоднее, чем обычно. «Или ты сейчас затыкаешься, или пиздишь дальше. Подумай об этом, когда останешься один. Перед другими не надо».

«Ты для меня не «другие»!», он прищурился и сморщил нос, словно сопротивляясь тому, что проникало в его растопленное сознание, которое не могло вспомнить больше ни одного нового заговора.

Невольно он присоединился к моему молчанию. Настоящие музыканты умеют пользоваться паузами. Чет научился этому у Майлса [7]. Мне учиться было не у кого.

* * *

Мои ночи были сбивчивыми импровизациями, сейшн-треками на обратной перемотке. Я долго засыпал, а спал недолго. Сон ко мне не шел, и я к нему тоже. Я знал некоторых, кто старается запомнить свои сны, чтобы их истолковывать и пересказывать другим. Я усвоил, что потом, наяву, их мучили самые разные кошмары — вероятно сны тех, кто вообще не просыпался, таких тоже достаточно. Мне хватало похмелья, в психоделических пробуждениях я не нуждался.

Я ворочался в кровати, прислушиваясь как мои домашние, один за другим, отправляются по своим делам в новый, предсказуемый день. Я еще некоторое время понаслаждался утренней тишиной, потом встал и вернул отцовский ТТ в «тайник». Аккуратно запрятал его в самом дальнем углу верхней полки — сейф был под стопкой одеял, нераспакованных пакетов с постельным бельем, поношенными брюками и джемперами, которыми он пользовался как рабочей одеждой, когда по выходным подрезал ветки в саду своего ранчо в Сичево, «мое убежище», как он нежно называл его со скромной гордостью пожилого «отца семейства», слишком пожилого, чтобы стать кем-то еще. Однажды я застал его, когда он перед своими пьяными коллегами, или кем там они были, размахивал пистолетом, матеря и словенских пастухов, и хорватских бюргеров, и обрезанных, и остальных педрил, которые занимали позиции на неправильной стороне выгребной ямы. Он здорово набрался и был слишком воодушевлен военными радостями, чтобы обратить на меня внимание. Я быстро слинял и через приоткрытую дверь тайком наблюдал, как распоясавшиеся чиновники высокого и высшего ранга играют в сходку гайдуков. Один из военных ветеранов спросил, нет ли еще выпивки, и чтобы выставить перед собравшимися бутылку «спешл» виски, которую он хранил для особых случаев в печной духовке, отцу пришлось прекратить упражнения с оружием, а так как кобуры у него не было, он просто вернул пистолет туда, откуда взял. Тут-то я и зафиксировал, где он хранит свой запасной авторитет калибра семь запятая шестьдесят два миллиметра. Меня удивило, что он не держит его под подушкой или в одном из отделений свое здоровенного портфеля с поблескивающими цифровыми замками. Его всегда волновало, как он выглядит в глазах других, но я к этим другим не относился. Под негласным договором между отцом и сыном печать была поставлена самим актом рождения.

Дом, такой как сейчас, пустой, очищенный от моих ближних, производил впечатление вполне пристойного места. Я любил выпить первую чашку кофе вот так, без штанов, не промыв глаза. Так же как любил лежать в ванне, когда зазвонит телефон — так я мог спокойно довести до конца свое пробуждение; ленивый, беззаботный переход в безмятежное состояние не годится прерывать бессмысленным, типа «да что ты говоришь», позевыванием в телефонную трубку. Если это не что-нибудь особенное, важное, лучше отложить на потом. Проблема только в том, что всегда кому-то что-то «важно». Рассказать тебе о вчерашних абортированных скандалах или о планах на ближайшую ночь, в которых, к твоему удивлению, предусмотрено и твое участие. Но я не считал своей задачей учить случайно знакомых мне людей тому, что ни от кого не следует ничего ждать.

Я побрился, проверил свое лицо, выбрал белье и то, что надевают на него, потом вышел из дома. Там были улицы и прохожие, которые, случайно или нет, проходили, не замечая друг друга. Кучка куриных костей на смолистой поверхности асфальта. Солнце бросало отблески поздней весны в витрины и на террасы кофеен. Последний майский ветерок в этом сезоне. Я выбрал место поспокойнее, сел за столик в отцветающей, наполненной ароматами тени и заказал выпить. Ясно, что заказывая выпить, ты тут же, хочешь не хочешь, получаешь и собеседника.