Отмороженный - Фридрих Незнанский Страница 3

– Вы взяли с него какой-то залог, имущественный или денежный? – спросил я. – Или как?

– Или как. – Он снова пожал плечами, откусывая кончик у новой сигары. – Откуда у советского, простите, российского генерала может быть такой залог?

– А срок?

– Не помню. Год или полгода. Какое это имеет значение, не понимаю. Сейчас вы все увидите своими глазами.

И снова нажал на кнопку.

– Соня, ты нашла бумаги на генерала Российской Армии Тягунова? А то наш гость спешит.

– Я никуда не тороплюсь, – сказал я.

– Ничего, – кивнул он. – Пусть пошевеливается. А то все у нас пока что на словах да на пальцах. Хотя я предпочитаю личное доверие. Иначе говоря, трест. А у вас все должно быть подшито к делу, я понимаю…

В кабинет между тем вошла пухлая кареглазая девушка и передала бумаги хозяину. Наклонившись, что-то стала говорить ему на ухо.

– Да? – удивился Савранский. – И сколько?

Она снова что-то шепнула.

– Ты пустишь меня по миру, – вздохнул он и, подумав, достал из кармана брюк мятую ассигнацию. Не то пятьдесят баксов, не то десять. Я не разобрал. Путаюсь до сих пор в их президентах. Зарплату-то мне выдают рублями. Я посмотрел ей вслед. Прибитая какая-то.

Савранский еще больше сощурился, глядя на меня.

– Племянница, – сказал он доверительно, – славная девочка. Вся в свою покойную мать, мою сестру…

И шумно высморкался.

Я полистал бумаги. Кредит на полгода. Он что, смеется? Хотя документы были безукоризненны. Но не было кассового ордера.

– И как он вам отдаст с такой своей зарплаты? – спросил я.

– Отниму у него дачу, – пожал он плечами. – Или прощу. Это мои деньги. Что хочу, то и делаю.

– И вы действительно их ему выдали? Наличными?

– А что, нельзя? – сощурился он так, что совсем исчезли его глаза.

– Ну да, коммерческая тайна, – раздраженно сказал я. – Кому хочу – тому даю. Но этим вы покрываете преступника, понимаете?

– Я что-то не припомню на этот счет приговора суда, – жестко заявил он. – Или я что-то пропустил в отношении этого судебного процесса?

Надо взять себя в руки, подумал я. Не следует выказывать свое бессилие. Еще немного – и у него пропадет ко мне интерес. Начнет зевать и поглядывать на часы. Спасибо, что не пустился в рассуждения о презумпции невиновности. Но кажется, намекнул.

– Вы все-таки пытаетесь обвинить замминистра обороны в каких-то грехах? – мягко спросил Савранский. – А речь всего-то о миллиарде «деревянных». Подумайте о последствиях. Вам не приходит в этой связи на память то, что американцы называют теорией домино? Полетят головы, едва возникнет прецедент. А это обойдется куда дороже. В России дачный бум. Воздвигаются миллионы дач. Людям теперь есть где отдыхать. Если же следовать букве закона, дач не будет. Ни одной. Вы этого хотите?

Больше всего меня сейчас злило, что он заговорил моими словами. Совпадение о чем-то говорит. Кажется, он прочел это на моем лице.

– Дорогой… Александр Борисович, – сказал он, заглянув в бумажку, – целесообразность будет править бал в этой стране, пока будут отсутствовать нормальные законы. Коммунисты пользовались государственными дачами и санаториями. Сейчас, успешно поборов привилегии, мы должны создавать их для себя сами. А на какие шиши? Вы можете мне сказать? Ну да, Геннадий Матвеевич отгрохал себе домину, в котором могли бы проживать десяток семей. Склонность к гигантомании, я вас понимаю. Окружающих это раздражает. Но если человек лучшую часть своей жизни прожил в коммуналке с общим туалетом, имеет он право хотя бы на склоне дней компенсировать прежний общий туалет пятью унитазами на разных этажах? В понедельник – на первом, во вторник – на втором и так далее? Человек слаб. Особенно если он может себе позволить жить по-человечески.

Он поднялся из-за стола, давая понять, что урок по ликвидации моей социальной безграмотности на сегодня закончен.

Я посмотрел на часы. Было ровно двадцать минут третьего. Он проводил меня до двери.

– Я, наверно, огорошил вас своим анекдотом, не так ли? Есть такая дурная привычка, ничего не попишешь. Проверяю посетителей на чувство юмора. Чтобы знать, как разговаривать с ним дальше. Вы это испытание выдержали на отлично. Впрочем, иначе и быть не могло. У вас превосходные рекомендации. Но проверить лишний раз не мешает.

Пришлось пожать плечами, прежде чем опять ощутить его потное рукопожатие. А как еще я мог выразить то, что польщен?

– Вы, кстати, еще не знакомы с помощником Геннадия Матвеевича Сережей Горюновым? – спросил он уже в дверях. – Очень интересный молодой человек. Я вообще люблю коллекционировать интересных людей. Считайте, что с этого дня вы попали в мою коллекцию!

Он засмеялся и уже по-свойски хлопнул меня по плечу.

Короче, пришлось мне тогда прекратить дело. За недоказанностью. Нет, с подержанными машинами как раз все было доказано. И про транспортные самолеты, что ночами приземлялись на Чкаловском с драгоценным грузом, тоже все подтвердилось. А вот куда ушли комиссионные – выяснять мы уже не стали.

Пришла бумага с указаниями генпрокурора – дать этому делу полный отбой. Дача построена на законные деньги, полученные в кредит, – и точка. И дурак тот, кто думает иначе.

И вот теперь к этому Тягунову мне придется тащиться на его гребаную дачу? Он теперь в отпуске, видите ли. Устал, поди, от тягот военного строительства и проводимых в армии реформ. Противно туда ехать. Но раз Константин Дмитриевич, наш замгенерального по следствию, велели-с…

Но ехать снова на опостылевшую дачу мне не пришлось. Опять позвонил уже упомянутый помощник Тягунова.

Про себя я отметил, что звонок на сей раз был весьма уместный. Я как раз закончил свой завтрак.

– Мы тут с Геннадием Матвеевичем посоветовались и решили, что не стоит вас беспокоить в такую погоду, да еще в пятницу.

Я выглянул в окно. Там накрапывал тоскливый дождик.

– А когда встреча? – спросил я. – Отложим до понедельника?

– Это дело не терпит отлагательства, – вздохнул Горюнов.

– А почему выбор пал на меня? У нас есть и другие работники.

– У вас замечательные рекомендации. Говорят, будто вы все можете. И господин Савранский особо отметил ваше чувство юмора.

– Я не все могу, – буркнул я. – В частности, вашего патрона мне не удалось посадить.

– А очень хотелось? – поинтересовался он.

– Вор должен сидеть! – напомнил я ему нравственную аксиому, столь любезную передовой общественности, что ее не спешат применять на практике, дабы не запятнать.

– Я бы его тоже посадил! – вдруг выпалил Горюнов. – Уж очень занудлив. И при условии, что займу его место.