Король казино - Фридрих Незнанский Страница 3

Все это очень любопытно, — после некоторого молчания сказал Турецкий. — Но я практик, Валера.

А я штабист. Мне приказано доложить тебе о положении в Гонконге, что я в меру своих возможнос­тей и сделал.

Спасибо, — снова помедлив, ответил Турецкий.

Уточняю. Я не всегда был штабистом.

Знаю.

Нет, Саша, не знаешь. Я об этом предпочитал молчать.

Теперь-то скажешь?

У меня за пазухой два с полтиной года Афгана и три месяца Чечни. Два ранения. После чеченского при­шлось уйти в штабисты.

Наливай, — хмуро сказал Александр. Выпили не чокаясь и даже не закусили. А лебеди на пруду снова застыли.

Мама! — послышался детский голосок. — По­смотри, мама! Они живые?! Мама!

Живые, детка, живые. Лебедь и лебедушка, — ответила крохотной дочурке молодая мама. — Это са­мые верные птицы на земле. И если вдруг погибает один из них, второй или вторая поднимается высоко в небо и падает наземь, сложив крылья.

И умирает?

И умирает. Ты что, маленькая? Ты что плачешь?

Жа-алко-о...

Лебедь и лебедушка, — проговорил Валерий. — И-эх!

Пока ты ходил в ларек, я бабушку твою припом­нил, Евдокию Егоровну... — Турецкий подождал отве­та, не дождался и продолжил: — Я вот все думаю, какая кошка пробежала между нами.

Когда?

После последнего нашего выступления в комна­те бабы Дуни. Крепко ты, помню, переживал по пово­ду какой-то Ларисы...

Она давно не какая-то Лариса, — перебил Сарга­чев. — Она Лариса Ивановна Стрельникова, вице-пре­мьер России.

Редко чему удивлялся Турецкий, но на этот раз даже присвистнул.

На посошок? — предложил Саргачев.

Мне достаточно.

Тогда идем.

Убрать бы надо, — кивнул на поднос Турецкий.

Уберут.

И действительно, не успели они сделать несколь­ких шагов, как откуда-то возникли два мужичка, буль­кнули остатки коньяка в стаканчики, приветливо по­махали оглянувшимся щедрым незнакомцам и запро­кинули головы — только кадыки запрыгали.

В прокуратуру подкатили на леваке. Расплатился с водителем Саргачев.

Буду нужен — звони, — прощаясь, сказал он.

Позвоню.

Долгим взглядом Турецкий проводил отъезжавший «форд», рассеянно ответил на приветствие малознако­мого сотрудника, вошел в здание, поднялся в каби­нет, заварил крепчайший кофе, присел и задумался.

Разговор в принципе-то получился. Тайную жизнь Гонконга Саргачев, надо отдать ему справедливость, представил кратко и ясно. Будто сам побывал в одной из триад. И респектабельный господин Джек Кан пред­ставился Турецкому словно живой. Полурусский-полукитаец, светлые волосы, черные глаза, высок, сухо­щав, умен. А что, если он и в самом деле продаст какому-нибудь русскому уголовничку небольшую та­кую атомную бомбочку? И не одну.

Дела-делишки... Отмыты миллиарды долларов чер­ного российского капитала... О чем думаешь, «важняк»? Что тебя насторожило, то ли в облике бывшего товари­ща, то ли в поведении, или все-таки разговор не понра­вился? Быть может, прав Меркулов, и становишься ты, Турецкий, слишком подозрительным, циничным челове­ком? Да нет же, не в этом дело! Ведь открылся же ты сразу, полез с объятиями, накатило теплое такое чувство, а значит, доброго и светлого в ваших с Валеркой отноше­ниях было больше, чем плохого, заурядного, неприметно­го. И ты как бы окунулся в молОдые бесшабашные годы, скинув с плеч полтора десятка лет, надеясь получить в ответ подобное же отношение, а получил хотя и дружес­кую, но холодновато-сдержанную улыбку, не полыхнул в глазах Саргачева огонек, они остались безразличными. Впрочем, теперь понять можно. Афган, Чечня, ранения... Любопытно, кто же все-таки подсуропил ему эту ответ­ственную должность? Ведь знатоков китайского языка в России хватает. И профессионалы по мафиозным струк­турам тоже найдутся. Можно прямо сейчас назвать пять- шесть фамилий. А тут, вишь ты, прибыл боевой офи­цер, не имеющий специальной подготовки, и нате вам, пожалуйте в кабинет с высоким потолком!

И тут же остановил себя Александр: он ведь совер­шенно не представляет себе, имеет или не имеет спец­подготовку Саргачев...

— Да что ты к нему привязался?! — вслух гаркнул Турецкий, ударил кулаком по столу, допил кофе и открыл папку, переданную ему Меркуловым.

В папке лежали оперативные донесения, в большин­стве своем от имени и за подписью Грязнова. В виде исключения Меркулов поручил «Глории» внедрить своих людей в студенческую среду. Из этих донесений Ту­рецкому стало ясно, что среди студентов университета имени Патриса Лумумбы есть богатые люди, в обще­житии процветает проституция, хорошо налажена по­ставка русских девушек в публичные дома Востока и Европы и обнаружен героиновый след...

Зазвонил телефон.

Слушаю.

Здорово! — раздался в трубке голос Славы Грязнова. — Чего не едешь?

Изучаю твои сочинения.

Ну и как?

Наловчился, однако.

А ты думал!

Главное — имена, фамилии в полном порядке. А также национальность. В скобочках. Нигериец, алжи­рец, вьетнамец... И вдруг гляжу, затесался какой-то сянганец. Из какой он страны, Слава?

Должно быть, из Сянганя, коли сянганец...

Продолжай и дальше в том же духе.

Нет, что ли, таких, сянганцев? — Показалось, что Грязнов слегка обиделся.

Почему же? Есть.

Ну, значит, и порядок!

Для неграмотных объясняю: Сянган — древнее ки­тайское название Гонконга. Население — более семи мил­лионов. Девяносто восемь процентов — китайцы. Так что твой сянганец наверняка чистокровный китаец.

Во гад! — рассмеялся Грязнов. — То-то, смотрю, не похож он на сянганца! Когда будешь-то?

Накрутил тебе хвост Костя? — хмыкнул Ту­рецкий.

Приезжай, пока жду, а то ведь и один отвалить могу, — не реагируя на тон Александра, продолжал гнуть свою линию Грязнов.

Куда ехать-то? В особняк?

А то куда же? Адресок не забыл? Могу напомнить.

Жди... сянганец, — вздохнул Турецкий и поло­жил трубку.

В кабинет вошла следователь Лилия Федотова. Она, как всегда на службе, была в прокурорской форме с погончиками, но сшитой на заказ, потому и сидела она на женщине прекрасно, не скрывая, а как бы на­оборот — подчеркивая стройность фигуры и длинных ног. Разве что юбка коротковата. Лилю нельзя было назвать красивой в классическом понимании этого сло­ва, но какое-то неуловимое обаяние исходило от всего ее облика. Зеленоватые глаза с длинными ресницами, тонкие брови, густые каштановые волосы, матовый цвет лица, круглый подбородок, — казалось бы, ничего осо­бенного — таких девиц немало ошивается возле «Националя», — но представить Лилю среди них было не­возможно. От тех за версту несет не то чтобы развра­том и похотью, но привычной работой проститутки, за которую хорошо платят. В Лиле чувствовалось настоя­щее воспитание, а вернее, порода, держащая ее в рам­ках человека, знающего себе цену. Но Турецкий нут­ром мужчины, немало повидавшего на своем веку жен­щин, чуял в Лиле истинную женскую страсть, а потому давно, как говорится, положил на нее глаз.