Шестой уровень - Фридрих Незнанский Страница 3

Вода неподвижна.

Она будто задержалась на одном месте, застыла до весны, словно боясь спугнуть тишину и покой, царящие только здесь и сейчас.

Может быть, где-то в эту минуту катастрофы, пожары, войны... Но это в другом мире.

— Господи, хорошо-то как!

Это было похоже на счастье. Что-то мелькает похожее в воспоминаниях...

Глаза мамы на утреннике в детском саду, когда Андрюшка читал стихотворение про зайчика...

Первое прикосновение холодного носа щенка, его, Андрюшкиного, собственного, для него купленного...

Поцелуй девчонки, о котором Андрей мечтал не один месяц...

Первая улыбка, подаренная ему ночью из детской кроватки его ребенком...

Замершее дыхание во время первого парашютного прыжка...

Слова хирургической сестры: «Пульс есть!»

— Господи, как хорошо, — подумал Андрей Чесноков.

Господи, как плохо...

Он, капитан армейского спецназа, парень с крепкими руками, ясной головой, трудолюбивый и честный, сидит на берегу речушки. И не просто сидит, а ловит рыбку в проруби.

— М-да... — выдохнул Андрей и не узнал своего голоса.

После отъезда жены с дочкой он, и прежде мало разговорчивый, как бы онемел. На приветствия деревенских отвечал слабым кивком, отводя глаза в сторону.

Он как будто посмотрел на себя со стороны— серое, заросшее, дурно пахнущее существо. Онемел, обесчувствел, даже мороза не ощущает.

Андрей саданул кулаком по ноге, чтобы убедиться, может ли он испытывать боль и вообще остались ли у него хоть какие-то чувства.

Чувства были: обида и досада на самого себя.

А что, собственно, произошло?

Да, была грандиозная идея — создать рай в отдельно взятой деревне.

Рай под За-рай-ском.

И ведь поначалу все получалось: уговорил жену бросить город, получил разрешение районного начальства. И самое главное — деревенские поверили ему, что не за горами «молочные реки с кисельными берегами». Не просто поверили, а приносили свои малые крестьянские сбережения. Андрей брал эти крохи, хотя его собственных денег, полученных за последнее дело, хватило бы на то чтобы прокормить несколько таких деревушек, да и не один год. Он брал деньги не от жадности — это чувство у него было атрофировано. Был расчет. Расчет на человеческую заинтересованность — все хозяева. А он, Андрей, не денежный авторитет, а их лидер... А уж когда на берегу Чесни встала аккуратно вырубленная, освященная приехавшим из города священником часовня — все старушки деревни стали называть его сынком.

Да, идея была хорошая, только Андрей не учел: его рай земной — это малюсенький островок среди океана злобы, насилия и беспредела.

Он-то хотел все по-доброму, законно, честно. Поэтому искренне удивился, когда к нему в дом ввалились здоровые бритые «мальчуганы» с дебильными физиономиями и сообщили, что если он, Андрей Чесноков, хочет спокойно трудиться, то должен отстегивать «бабки» какому-то Марату.

Чесноков послал их подальше...

А когда однажды ночью берег реки осветился всполохами пожара, он не пытался вместе со всеми спасти часовенку, а, не дожидаясь утра, поехал «расплачиваться»...

Марата он не нашел, но «мальчуганы», что к нему наведывались, получили по «полной программе». Сначала он у них спросил: ребята, а часовня-то при чем? Вы же верующие, вон у каждого золотой крестик на цепи. Они даже не смутились, даже не наморщили хоть на секунду свои узкие лбы. Они нагло улыбались.

И тогда Андрей бил их долго и со смаком.

После этого ждал налета. Но налета не было. Видно, «мальчуганы» были мелкими сошками и никто за них не обиделся.

Но это были только цветочки.

Вскоре у Андрея Чеснокова и брать было уже нечего. Все деньги, собранные на «мечту» — строительство мясомолочного комбинатика по американской технологии: специально везли проект из Калифорнии, — тоже «сгорели», только уже вместе с банком «Стройпромторгдоргоринвест», в котором хранились.

И за это морду бить было некому.

Андрей ездил в город, ходил по инстанциям — пытался вернуть хоть что-нибудь. Пусто.

Тогда продал машину и вообще все, что можно было продать...

Люди захаживали к Андрею, кто с вопросом, кто с обидой, кто с утешением, кто с самогоночкой... Сколько мог, он им вернул. И тогда они стали проходить мимо его дома.

Чесноков начал попивать, замкнулся, осунулся.

— Андрей, это не может больше так продолжаться! Давай уедем! Дочке скоро в школу идти. Устроимся на работу, — просила жена.

— Я не могу бежать отсюда. Я не имею права.

— А чем ты можешь им помочь? Ты им не нужен... И вообще, что ты будешь здесь делать?

— Буду жить, как они.

Жена с дочерью уехали...

Андрей резко встал на ноги и дернул удочку. Леска примерзла, пришлось разбивать ледок.

Слух Андрея уловил вдруг знакомый звук. Звук, который он никак не ожидал услышать здесь. А через минуту нашел в небе приближающийся армейский вертолет.

— Вот, блин, разлетался! — подумал Чесноков. — Рыбу пугает.

И как бы в подтверждение его мыслей вертолет сделал боевой разворот надо льдом речушки и завис прямо над ним. Обдал его знакомым запахом отработанной соляры, снежной пылью и, отлетев чуть в сторону, опустился на землю.

Лопасти вертолета еще двигались, когда открылся люк и на снег спрыгнули громилы в камуфляжной форме.

— Вы, летуны! Делать больше не хрен? Всю рыбу распугали! — зло глядя на «камуфляжей», проговорил Чесноков.

«Камуфляжи» не ответили.

«Больно круто для Маратика вертолетные прогулки к моей персоне, — подумал Андрей. — Да и зачем я теперь этому самому Маратику? Пустой я!..»