Дай мне руку, тьма - Деннис Лихэйн Страница 3

— Привет, Эрик. — Я протянул ему руку.

Он пожал ее.

— Рад, что ты вырвался, Патрик.

— Здравствуй, Эрик. — Энджи протянула свою руку.

Когда он склонился, чтобы пожать ее, то понял, что все увидели его револьвер. Он вспыхнул и на секунду закрыл глаза.

— Буду чувствовать себя гораздо лучше, если ты оставишь свой револьвер на кофейном столике, пока мы не уйдем, — сказала Энджи.

— Я выгляжу дураком, — ответил он, пытаясь изобразить улыбку.

— Пожалуйста, Эрик, — вмешалась Дайандра, — оставь его на столе.

Он расстегнул кобуру так, словно боялся ее укуса, и положил кольт 38-го калибра на конверт.

В его глазах я увидел смущение. Эрик Голт и револьвер были так же несовместимы, как икра и хот-дог.

Он сел рядом с Дайандрой.

— Мы тут немного перетрухнули.

— Почему?

Дайандра вздохнула.

— Видите ли, мистер Кензи и мисс Дженнаро, по профессии я психиатр. Дважды в неделю читаю лекции в Брайсе и консультирую сотрудников и студентов — вдобавок к своей обычной практике. В моей работе можно ожидать чего угодно — опасных клиентов, пациентов с самыми разными диагнозами: психопаты, с которыми остаешься один на один в крохотном кабинете, параноидальные диссоциативные шизофреники, мечтающие заполучить твой адрес, и т. п. Вся жизнь наполнена страхом. Ждешь, что в один прекрасный день он станет реальностью. Но это… — Она взглянула на конверт, который лежал на столике. — Это…

— Попробуйте рассказать, как «это» началось, — сказал я.

Она откинулась на спинку дивана и на мгновенье закрыла глаза.

Эрик слегка дотронулся рукой до ее плеча, отчего она тряхнула головой, хотя глаза ее оставались закрытыми, тогда он переместил руку на ее колено, глядя на нее так, будто не понимал, как она там оказалась.

— Однажды утром ко мне в университет пришла студентка. По крайней мере, так она представилась.

— У вас есть сомнения? — спросила Энджи.

— Тогда не было. Она предъявила студенческий билет. — Дайандра открыла глаза. — Но когда я потом проверила списки, она в них не значилась.

— Как ее звали? — спросил я.

— Мойра Кензи.

Я взглянул на Энджи, но она только повела бровью.

— Видите ли, мистер Кензи, когда Эрик назвал ваше имя, я ухватилась за него, надеясь, что вы ее родственник.

Я задумался. Кензи — не столь уж распространенная фамилия. Даже там, в Ирландии, нас всего несколько человек в Дублине и еще несколько в районе Ольстера. Учитывая жестокость и насилие, царившие в сердцах моего отца и его братьев, не так уж плохо, что наш род постепенно вырождается.

— Вы сказали, Мойра Кензи, девушка?

— Да.

— Значит, она молода?

— Девятнадцать, может, двадцать.

Я покачал головой.

— Тогда нет, я ее не знаю, д-р Уоррен. Единственная Мойра Кензи, с которой я знаком, — это двоюродная сестра моего покойного отца. Ей шестьдесят с лишним, и она не покидала Ванкувер уже двадцать лет.

Дайандра кивнула, коротко, строго, и ее зрачки затуманились.

— Что ж, тогда…

— Доктор Уоррен, — сказал я, — что случилось, когда вы встретили эту Мойру Кензи?

Она поджала губы и взглянула сначала на Эрика, затем на мощный потолочный вентилятор. Свои слова она скорее выдавливала, чем произносила, но я понял, она решила довериться нам.

— Мойра, — сказала она, — подруга некоего мужчины по имени Херлихи.

— Кевин Херлихи? — спросила Энджи.

Золотистая кожа Дайандры Уоррен побледнела и в эти минуты напоминала цвет яичной скорлупы. Она кивнула.

Энджи взглянула на меня, снова многозначительно подняв брови.

— Вы его знаете? — спросил Эрик.

— К сожалению, — сказал я. — Приходилось встречаться.

Кевин Херлихи вырос среди нас. У него было довольно приятная, немного простоватая внешность — долговязая фигура, бедра, напоминавшие круглые дверные ручки, и непослушные, довольно жидкие волосы, которые, казалось, он призывал к порядку с помощью туалетной раковины и мощного потока воды из-под крана. В двенадцать лет ему благополучно удалили из горла раковую опухоль. Однако рубцы от операции сделали его голос ломким, визгливым, напоминающим вечно раздраженное хныканье девочки-подростка. Он носил специальные очки, которые делали его глаза выпуклыми, как у лягушки, и старался одеваться по моде, так как был аккордеонистом в местном танцевальном оркестре. Он был правой рукой Джека Рауза, того самого, что руководил ирландской мафией в нашем городе, и если Кевин выглядел и разговаривал смешно, то Джек Рауз был совсем иного плана.

Дайандра взглянула на потолок, и кожа на ее горле задрожала.

— Мойра рассказала, что Кевин совершенно запугал ее. Он преследует ее, заставляет присутствовать при его половых актах с другими женщинами, вынуждает спать со своими дружками, избивает каждого, кто даже случайно глянет на нее… — Она с трудом проглотила образовавшийся в горле ком. Эрик осторожно накрыл ее ладонь своею. — Позднее она рассказала, что однажды у нее был роман с неким мужчиной, и, когда Кевин узнал об этом, он… убил этого человека и закопал его в Соммервиле. Она просила меня помочь ей. Она…

— Кто вступил с вами в контакт? — спросил я.

Она приложила носовой платок к левому глазу, затем старинной зажигалкой прикурила длинную белую сигарету. Как ни велик был ее испуг, его выдавали только едва дрожащие руки.

— Кевин, — сказала она с таким выражением, будто слово это было горько-кислым. — Он позвонил мне в четыре утра. Представляете, что чувствуешь, когда твой телефон звонит в такой час?

Растерянность, смущение, одиночество и страх. Как раз то, на что рассчитывает такой тип, как Кевин Херлихи.

— Он говорил мне ужасные слова. В частности, цитирую: «Интересно, что чувствуешь, зная, что это — последняя неделя твоей жизни? А, дрянь паршивая?»

Совсем в духе Кевина. И обязательно высокопарность.

Дайандра шумно затянулась.

— Когда вы получили это послание? — спросил я.

— Три недели назад.

— Три недели? — воскликнула Энджи.

— Да. Я пыталась игнорировать его. Звонила в полицию, но они сказали, ничего не могут предпринять, так как нет доказательств, что звонил именно Кевин. — Она провела рукой по волосам, рассыпавшимся по спинке дивана и, захватив прядь, свернула ее в локон. Затем взглянула на нас.

— Когда вы разговаривали с полицией, — спросил я, — то упоминали о трупе, зарытом в Соммервиле?

— Нет.

— Хорошо, — сказала Энджи.