Коновод с баржи "Провидение" - Жорж Сименон Страница 3

Они тоже были в дождевиках, под которыми, однако, виднелись тельняшки с большими вырезами на груди, и в белых брюках, выглядевших здесь несколько странно и непривычно.

Речники уставились на вновь прибывших, но тех это нисколько не смутило, скорее напротив. Казалось, они привыкли к подобному вниманию.

Один из них, высокий, толстый, седоватый, с кирпично-красным лицом и глазами навыкате, мутным взором окидывал людей и предметы, словно смотрел и не видел.

Он развалился на соломенном стуле, другой стул подвинул себе под ноги и щелкнул пальцами, подзывая хозяина.

Спутник его, молодой человек лет двадцати пяти, говорил с ним по-английски с небрежностью и почти снобизмом.

Он спросил у хозяина по-французски без акцента:

— Есть у вас натуральное шампанское?

— Есть.

— Принесите бутылку!

Курили они турецкие сигареты. Разговор речников, на минуту прекратившийся, возобновился. Не успел хозяин принести шампанское, в кафе вошел матрос. На нем тоже были белые брюки и полосатая тельняшка.

— Присаживайтесь, Владимир.

Толстый зевнул, явно скучая. Он осушил свой бокал с гримаской, свидетельствовавшей о том, что вино не слишком ему по вкусу.

— Еще бутылку, — кивнул он своему молодому спутнику.

А тот, видимо привыкший передавать приказания, повторил погромче:

— Еще бутылку! Того же.

Мегрэ вышел из своего угла, где сидел за столиком и пил пиво.

— Простите, господа. Могу я задать вам вопрос?

Старший указал на спутника жестом, означавшим: «Обращайтесь к нему».

В жесте не было ни удивления, ни интереса. Матрос налил себе бокал.

— Вы пришли сюда по Марне?

— Конечно, по Марне.

— Где вы швартовались в прошлую ночь?

Толстый повернул голову к спутнику и буркнул по-английски:

— Скажите, что это его не касается.

Мегрэ сделал вид, что не понял, и, не прибавив ни слова, вынул из бумажника фотографию и положил ее на стол.

Речники, сидевшие за столиками и стоявшие у стойки, наблюдали за происходившим.

Яхтсмен лишь слегка повернул голову, чтобы посмотреть на фото. Потом окинул взглядом Мегрэ и со вздохом спросил:

— Полиция?

Говорил он усталым голосом и с сильным английским акцентом.

— Уголовная полиция. В прошлую ночь здесь было совершено преступление. Личность потерпевшей не установлена.

— Где она находится? — осведомился молодой, вставая и указывая на фото.

— В морге в Эперне. Вы ее знаете?

Лицо толстяка было непроницаемо. Однако Мегрэ заметил, что его апоплексическая шея стала лиловой. Он взял свою белую фуражку, натянул на лысеющую голову и, повернувшись к своему спутнику, ворчливым голосом произнес по-английски:

— Опять осложнения!

Потом, непринужденно затянувшись сигаретой, объявил:

— Это моя жена.

Воцарилась тишина, словно вся жизнь остановилась.

Стало слышно, как барабанит по стеклам дождь и скрипят лебедки шлюза.

— Расплатитесь, Вилли.

Англичанин накинул на плечи дождевик и проворчал, обращаясь к Мегрэ:

— Пройдемте на яхту.

Матрос, которого он назвал Владимиром, допил бутылку шампанского и вышел вместе с Вилли.

Первый, кого увидел комиссар, поднявшись на борт яхты, была женщина в халате, босая, с растрепанными волосами. Она спала на диване, обитом гранатовым бархатом.

Англичанин тронул ее за плечо и флегматично, весьма нелюбезным тоном приказал:

— Поди-ка на палубу.

Потом окинул взглядом стол, где стояла бутылка виски, полдюжины грязных стаканов и пепельница, наполненная окурками.

Затем машинально налил себе и толкнул бутылку в сторону Мегрэ. Это означало: «Если желаете…»

Почти вплотную прошла баржа. В пятидесяти метрах от яхты коновод остановил лошадей, бубенцы которых звякнули.