Пять отвлекающих маневров - Дороти Ли Сэйерс Страница 3

— Не могу себе вообразить Кэмпбелла в роли соблазнителя, — весело заметил Уимзи.

— Я бы предпочел вообще его не воображать ни в какой роли, — проворчал Уотерз, — но он сам чересчур много воображает о себе, и однажды…

— Ладно, ладно, — поспешно сказал Мёрдок. — Это правда, что здесь его не очень-то жалуют, я имею в виду Кэмпбелла, но лучше уж проявить снисхождение и не обращать на него внимания.

— Легко сказать… — начал Уотерз.

— А по поводу рыбалки он ни с кем не сцеплялся? — прервал собеседника Уимзи.

Если уж разговор зашел о Кэмпбелле, лучше постараться, чтобы в нем ни в коем случае не участвовал Уотерз.

— Было такое, — ответил МакАдам. — Он все время ссорится из-за этого с мистером Джоком Грэхемом. Тот как-то рыбачил в заводи под окнами Кэмпбелла. Вообще-то, конечно, кругом сколько угодно хороших мест, где можно ловить рыбу, не беспокоя Кэмпбелла: очень уж он из-за этого бесится. Но, в конце концов, заводь ведь не его собственность. И река свободна для всех. Можно было ожидать, как Грэхем отнесется к возмущению человека, который сам никого ни в грош не ставит.

— Учитывая и то, — добавил МакГеох, — что Кэмпбелл пытался искупать его во Флите.

— Боже милостивый! И ему удалось? — заинтересованно спросил Уимзи.

— Да, но Кэмпбелла и самого искупали, — с удовольствием ответил Мёрдок. — А Грэхем с тех пор так и рыбачит в заводи каждую ночь, прихватив с собой одного или пару ребят. Он будет там и сегодня, не сомневаюсь.

— Так что, если Кэмпбелл захочет нарваться на драку, он знает, куда ему отправиться, — подытожил Уимзи. — Поехали, Уотерз! Пора по домам.

Уотерз, по-прежнему мрачный, поднялся и отправился следом за его светлостью. Уимзи, беспечно болтая, довез его до дома и проследил, чтобы он лег в кровать.

— Я не позволю Кэмпбеллу действовать тебе на нервы, — сказал он, прерывая поток ворчания. — Он того не стоит. Выбрось все это из головы и спи, а то не сможешь завтра нормально работать.

Ворчание стихло.

— Кстати, довольно неплохо, — добавил Питер, задержавшись перед пейзажем, что был прислонен к комоду. — Мастерски орудуешь мастихином, да, приятель?

— Кто? Я? — удивился Уотерз. — Ты не знаешь, о чем говоришь. Кэмпбелл — единственный в этих местах, кто умеет держать в руке мастихин. Во всяком случае, сам он говорит именно так. Он даже имел наглость назвать Гоуэна старомодным недотепой.

— Серьезное заявление, не правда ли?

— Надо думать. Гоуэн — настоящий мастер. Бог мой, да меня в жар бросает при одной только мысли, что Кэмпбелл это заявил во всеуслышание в арт-клубе в Эдинбурге, перед кучей народа, перед друзьями Гоуэна.

— И что ответил Гоуэн?

— О, много чего… Теперь они не разговаривают. Кэмпбелл мерзавец! Он не достоин жить. Ты слышал, что он мне сказал?

— Да, но снова выслушивать не хочу. Такой уж человек, что поделаешь… Не стоит заострять на этом внимание.

— Нет, но сам факт! Знаешь, работы Кэмпбелла не настолько хороши, чтобы служить оправданием его грубости.

— Он пишет?

— О да, он пишет. В каком-то смысле. Он из тех, кого Гоуэн называет коммивояжерами. Его вещицы на первый взгляд чертовски выразительны, но это все ухищрения. Любой мог бы нарисовать так же, следуя определенной формуле. Да я сам за полчаса смогу замечательно подделать Кэмпбелла! Постой-ка, я тебе покажу.

Художник спустил было одну ногу с кровати, но Уимзи решительно затолкал ее обратно.

— Покажешь как-нибудь в другой раз. Мне надо сначала посмотреть его собственные работы. Ведь я же не смогу оценить твою подделку, пока не увижу оригинал, согласен?

— Верно. Ладно, посмотришь его творения, а там я покажу, в чем секрет. О Господи, в моей голове сплошной туман…

— Спи, — посоветовал Уимзи. — Может быть, предупредить миссис МакЛеод, чтобы она дала тебе отоспаться? И на завтрак вместе с тостами принесла парочку таблеток аспирина?

— Нет. К сожалению, я должен рано встать. Но ничего, к утру оклемаюсь.

— Ну что ж, приятных снов и хорошего самочувствия завтра, — пожелал Уимзи на прощание.

Он осторожно закрыл за собой дверь и в задумчивости побрел к своему дому.

Кэмпбелл ехал по холму, что отделял Керкубри от Гейтхаус-он-Флит, на тяжело пыхтящем автомобиле. Он направлялся к дому, беспорядочно дергая рычаг переключения передач, и мрачно, монотонно перечислял свои обиды.

Этот чертов глумливый, самодовольно ухмыляющийся нахал Уотерз! Однако же он, Кэмпбелл, смог поколебать его показное спокойствие. Жаль только, что все произошло на глазах у МакГеоха. МакГеох доложит Стрэтчену, а у того самомнение вырастет вдвое. «Вот видите, — скажет он. — Я прогнал этого парня с гольф-площадки и был прав. Такому человеку в самый раз только напиваться и устраивать в барах Дебоши». Мерзкий Стрэтчен с его вечной миной сержанта, который имеет право тебя распекать! Стрэтчен, этот местный выскочка с его хозяйственностью и придирчивостью, и есть корень зла, если хорошенько подумать. Все время как будто молчит, а на самом деле распространяет слухи и сплетни и настраивает всех против одного. И еще этот Фаррен, его дружок… Стоит только Фаррену узнать о случившемся, он сделает это происшествие новым поводом для оскорблений. Если бы не Фаррен, этой глупой ссоры вообще бы не было! Такая отвратительная сцена перед ужином! Она-то и подтолкнула его, Кэмпбелла, заехать в «Герб МакКлеллана». Рука водителя застыла на руле. Почему бы прямо сейчас не вернуться и не выяснить с ним отношения? В конце концов, за чем дело стало?

Он остановил машину и зажег сигарету, затянувшись быстро и раздраженно. Если все будут против него, что ж, и он будет их всех ненавидеть. Здесь живет только одно доброе существо, и то прочно связанное с этим животным, Фарреном. Хуже всего то, что она предана Фаррену. Она ни в грош не ставит никого, кроме Фаррена… Если бы Фаррен еще сам это понимал… И он, Кэмпбелл, знает это не хуже других. Он не хотел ничего дурного. Когда настроение на нуле, когда чувствуешь себя подавленным, а одинокая и неопрятная лачуга наводит тоску, что плохого в том, чтобы прийти и посидеть в уютной гостиной Гильды Фаррен, изящная красота и успокаивающий голос которой приводят душу в умиротворение? И нужно было Фаррену, у которого чувства и воображения не больше, чем у быка, грубо ворваться со своим грязным мнением, разрушить чары, растоптать лилии в саду райского прибежища Кэмпбелла… Неудивительно, что пейзажи Фаррена выглядят так, словно их писали метлой. У этого человека нет ни капли чувства прекрасного. Его красные и синие тона режут глаз, он так все и видит вокруг себя — в красном и синем. Вот бы убить Фаррена прямо сейчас… Да, вот бы взять его бычью шею одной рукой и сдавливать до тех пор, пока широко раскрытые голубые глаза не вылезут из орбит, прямо как (Кэмпбелл усмехнулся) глаза быка на бойне. Вот это было бы чертовски забавно. Надо ему так и сказать и посмотреть, как этот олух отреагирует.