Пленница чужих иллюзий - Анна Данилова Страница 29

Ей снились дети, Борис, свекровь, Катя, все жили в каком-то странном городе, который существует лишь в ее снах, городе, куда проецируются все знакомые улицы и дома, люди и предметы, где она столько раз переживала самые разнообразные чувства от глубокой печали, когда ей приходилось просыпаться в слезах, до сияющей солнечными улыбками окружающих радости. Улицы этого города были то узкими, в зависимости от оригинального сценария Морфея, то широкими, то темными, плавающими в синих или густых янтарных сумерках, то призрачно-утренними, в бледных красках рассвета. Дома в этом городе были чаще всего бледно-желтыми или голубыми, с грубой штукатуркой, старыми, потертыми и с пятнами, и никогда в него не попадали строения современной архитектуры, словно это не соответствовало стилю самих снов.

Вот и в этом сне она шла по узкой улочке, точно зная цель, сворачивала в какие-то мутные переулки, выходила снова на центральную улицу и, путаясь в клочках прозрачного сиреневатого тумана, находила сначала одну дверь, потом другую, видела каких-то знакомых, потом появилось лицо свекрови, которая смотрела как будто бы мимо нее, словно слепыми глазами. И мальчики ее в белых костюмчиках сидели между лестничными пролетами в одном из таких фантастических купеческих домов, на площадке, выложенной выщербленными оранжевыми плитками, сидели на розовом бархатном диванчике, и весь этот сон сильно попахивал «балабановской» эстетикой. И было так же страшно, как в его фильмах.

Целью в этом сне было догнать хотя бы кого-то из ее близких людей, чтобы объяснить что-то важное, чтобы обнять и рассказать о своей любви, но все лица, силуэты расплывались или растворялись, как капли темных чернил в воде…

Еще она запомнила трубочиста, того самого, из сказки, в черном костюмчике со специальной щеткой-ершиком, который ходит по улицам словно специально для того, чтобы приносить людям радость. Заглянул он и в Надин город, улыбнулся ей, подмигнул, вызывая умиление своими выпачканными сажей щеками, а затем где-то высоко над головой зазвучал колокольный звон, странным образом превращаясь в звон часов и далее – в сухой и острый стук…

Надя распахнула глаза. В дверь стучали.

– Да-да. Минутку…

Пока она бежала к двери, пыталась вспомнить, не заказывала ли она обед в номер. Кажется, нет. А может, это полиция?

От этих предположений у нее заболел живот.

– Кто там? – Надя заранее сморщилась, словно ее уже ударили.

– Извините. Вы просили передать, если вас будет спрашивать девушка.

– Что? – Надя распахнула дверь, перед ней стояла девушка с ресепшен, та самая, которой она оставила записку с фамилией Жени. – Она пришла?

– Да, она внизу.

– Вы проверили ее паспорт?

– Конечно! – Девушка захлопала своими густыми накрашенными ресницами.

– Пусть поднимется ко мне. Подождите минутку…

Она бросилась за деньгами, чтобы отблагодарить девушку не столько за услугу, сколько за единственную приятную новость за весь день.

– Спасибо.

Она ушла, а Надя, все еще не верившая в услышанное и воспринимавшая происходящее как продолжение сна, продолжала стоять в пижаме посреди комнаты. Женя Гольдман? Да неужели это возможно?

В дверь нерешительно, тихонько постучали.

– Да-да. Войдите!

Ну, точно! Это была она! Черные глаза стали как будто бы еще больше. Норковая шубка, черная вязаная юбка почти до пят, из-под нее выглядывают черные носки замшевых сапожек. Волосы распущены, на щеках – румянец.

– Женя, как же я рада тебя видеть! – и Надя, поддавшись чувствам, бросилась к девушке, как к родному человеку, и обняла ее.

– А уж я как! – Женя ответила на ее объятия.

– Дай-ка я на тебя посмотрю! – Надя отстранилась от нее и залюбовалась. – Да ты настоящая красавица! Вижу, морской воздух пошел тебе на пользу!

– Дело не в воздухе, а в свободе, – улыбнулась Женя.

– Проходи, раздевайся! Рассказывай, как ты? Нормально добралась?

– Я-то да, это лучше вы мне расскажите, что было потом, после того, как я сошла…

– Давай на «ты», хорошо?

Ею вдруг овладело нестерпимое желание довериться этой девочке. Вот взять и рассказать всю правду. Хотя бы так она услышит мнение другого человека о том, что с ней произошло. Конечно, если она преступница, то пусть сразу забирает все деньги. Они и так натворили бед, все эти пачки евро… Словно отравили душу.

Но что-то подсказывало ей, что Женя, в отличие от Кати, совершенно другой человек и что она не выдаст ее. Или, что немаловажно, составит ей компанию в этом странном, сюрреалистичном путешествии.

– Предлагаю тебе принять душ, привести себя в порядок. Потом мы спустимся в ресторан и там все обсудим!

– Душ, – простонала, улыбаясь, Женя. – Ты представить себе не можешь, как я об этом мечтала! Но самая моя большая радость – это ты! Что ты здесь, в этой гостинице, что не обманула, что мы встретились…

Ее слова эхом отозвались в сердце Нади.