До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей - Александр Звягинцев Страница 29

– Понятно. А какая точка зрения вам больше по душе?

– Третья, – усмехнулся Вудгейт. – Я думаю, никто не знает точно, что тогда произошло, но Луган действительно покончил с собой.

Какое-то время они шли молча, погруженные в собственные мысли и воспоминания, а потом Ледников специально свернул к могилам Керенских, остановился там и сказал:

– Крейг, посмотрите на эти могилы. Тут похоронено русское семейство. Не лорды, но люди тоже весьма известные. Что вы скажете об этом захоронении как умудренный опытом человек и профессиональный детектив?

Вудгейт посмотрел на кресты, внимательно прочитал надписи.

– Если судить только по тому, что я вижу, это семейство не было дружным. Видимо, старший сын был нелюбим и отторгаем остальными. Мать и младший сын недаром похоронены вместе. И не случайно их могила и могила отца ухожены и прибраны и даже сделаны в одном стиле. А старший, видимо, был отверженным, чужим… Что-то вроде блудного сына… Я угадал?

– Почти, – задумчиво сказал Ледников.

Рассказывать Вудгейту, какие драмы и трагедии на самом деле пережило семейство Агасфера русской революции, настроения не было. Да и зачем это Вудгейту? У него своих забот хватает… Поразило другое – Вудгейт, как и Модест, говорил об отверженном, обиженном старшем сыне. Все это к истинному положению дел в семействе Керенских отношения не имеет, но почему-то не идет из головы… Почему?

И вдруг стало ясно. Почему да почему! Потому что надо установить – а не было ли у Павла Муромского еще одного ребенка? Женат до своей испанки он вроде не был, зато был молодой, здоровый мужик при деньгах. Наверняка у него были женщины. И потому вполне мог быть ребенок, то есть еще один наследник… Картина мгновенно сложилась в его мозгу совершенно «художественно» – натурально, достоверно и… красиво! В ней все совпадало, и, главное, в ней была достоверность, которая всегда так ясно чувствуется, которую не спутаешь с фальшивкой и подделкой.

– Валентин, мы идем?

Вудгейт смотрел на Ледникова удивленно.

– Извините, Крейг, задумался. – Ледников даже встряхнул головой. – Все-таки видеть забытую всеми могилу человека, который мог переменить судьбу твоей страны, приходится не каждый день.

Ему вдруг показалось, что Вудгейт усмехнулся над его сентиментальностью. И он решил поддеть его в ответ. А способ зацепить Вудгейта он уже хорошо знал.

– Да, Крейг, а вы слышали, что ваши власти приняли решение о повторном использовании могил?

– Повторном использовании могил? – недоверчиво спросил Крейг. – Опять ваши русские шуточки, Валентин?

– Если бы! Решение принято с целью разрешить ситуацию с переполненностью местных кладбищ, – невинно разъяснил Ледников.

– И как они себе это представляют?

– Очень просто. В лучших английских традициях. Утверждена процедура, согласно которой управляющие кладбищами получат право эксгумировать находящиеся в земле останки, углублять могилы и хоронить сверху на освободившемся месте второе тело.

– А могильные плиты? Что будет с ними?

– Судьба могильных камней будет находиться в компетенции местных властей, – бодрым чиновничьим тоном доложил Ледников. – По мнению авторов проекта, одним из вариантов может стать добавление имени второго покойника на том же надгробии. Очень экономично.

– Черт подери, но у меня нет никакого желания лежать в могиле неизвестно с кем!

– Почему неизвестно? Можно будет приглядеть могилку какого-нибудь графа или герцога и устроиться рядом с ним.

– Только вряд ли его родственники согласятся на это, – проворчал Вудгейт. – Нужен им в могиле дедушки-лорда какой-то старый полицейский!

– А их согласия и не потребуется, если не удастся вступить в ними в контакт. Все учтено, Крейг. Так что осталось найти заброшенную могилу какого-нибудь адмирала…

– Желаю удачи! – расхохотался Вудгейт, раскусивший, наконец, провокацию Ледникова. – С вами не соскучишься! А может, вы хотите сказать, что у вас в России это невозможно?

– У нас… У нас все это давно делается. Кладбищенские жулики просто ровняют с землей заброшенные могилы и продают эти места, как свободные.

– Но ведь это преступление!

– Конечно. Всего-навсего преступление, воровство. А у вас святотатство освящают сенью закона. И оно становится уже дозволенным и благопристойным занятием. Вот и вся разница.

Джипа Валерии на месте уже не было. Она их опять опередила.

Вудгейт довез Ледникова до гостиницы и отправился на встречу с дочерью, которая, как оказалось, была искусствоведом и занималась русским искусством начала ХХ века. Имажинисты, акмеисты, футуристы и все такое прочее. Вудгейт признался, что поначалу он этого увлечения дочери не одобрял, потому что не видел в нем никакого практического смысла. Однако в последние годы его мнение на сей счет несколько переменилось – дочь стали привлекать к сотрудничеству самые известные английские аукционы, поскольку возник ажиотажный спрос на предметы и картины того времени. Так что у дочери появились кое-какие деньги.

– Теперь я понимаю, откуда у вас такие познания в глубинах русской души, – пошутил на прощание Ледников.

– Честно говоря, чем больше я слушаю рассказы Сьюзанн об этих русских художниках, тем больше у меня ощущение, что передо мной какой-то хаос… Безнадежный, но, черт подери, завораживающий, – признался Вудгейт.

– Крейг, вы становитесь на опасный путь, – предостерег Ледников. – Из глубин русского сознания обратного пути в западный мир ясных истин и принципов нет.

– К счастью, я ступил на него слишком поздно, чтобы переменить свои убеждения, – успокоил его Вудгейт. – Меня уже не переделать.

– А Сьюзанн? Она как – держится?

– Она – моя дочь. И знает, что при расследовании нужен ясный и холодный рассудок. Не нужно переживать вместе с преступником и потерпевшим. Об этом я твердил ей всякий раз, когда рассказывал о своей работе. Так что Сьюзанн, к счастью, относится к вашим сумасшедшим художникам только как к объекту изучения.

Ясно, как зоолог к коллекции сушеных бабочек, подумал Ледников. Что ж, метод действительно вполне безопасный.