Ее настоящее имя - Марина Серова Страница 29

Философия Мирона мне совсем не нравилась. Я ее даже не понимала до конца, поэтому дерзнула уточнить:

– Я все-таки не поняла, почему ты ее оставил в живых, она что, откупилась?

– Откупилась, – усмехнулся Мирон. – Какой примитив! Просто Сонька – наш человек! Она тут такой фортель выкинула, который заслуживал уважения. Мы все думали, что Кривцова на дне Чувилихи, а она с чужим паспортом в бега подалась. Красивый ход, уважаю ее за это. Маратику этого не понять, он не сидел. Да и твоих куриных мозгов не хватит, чтобы въехать в это...

Мирон положил ампулу на стол, взял очередную сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся и стал вещать дальше. Наверное, ему хотелось перед кем-то выговориться. Поскольку я была приговорена, то его душевные излияния ушли бы вместе со мной в могилу.

– Прокололась она случайно, один здешний фраер поехал по делам в Тарасов и увидел Соньку на улице, вернулся сюда и Марату донес. Кураев ему не поверил, но потом мамаша ее туда лыжи навострила. А как приехала, Маратик к ней с визитом заявился. Уж не знаю, о чем они там толковали, но старушка отдала богу душу. Сердечко у нее слабое было. Но Кураев смог раздобыть у нее адресок одной тарасовской парикмахерской, а потом послал меня туда. Сонька, оказывается, маникюршей заделалась... Поговорили мы с ней по душам. Короче, отпустил я ее на все четыре стороны, но предупредил, чтоб она из Тарасова сгинула и домой носа тоже никогда не казала.

– Не верю. Ты мне чего-то главного не сказал, – изрекла я, рискуя впасть в немилость и приблизить трагическую развязку.

Эх, Таня, язык твой – враг твой! Зачем ты стала умничать? В твоем положении это верх неблагоразумия.

Мирон посмотрел на меня с неким подозрением, постепенно переходящим в негодование. Затем встал, взял со стола скотч, отрезал новую полоску и заклеил мне рот. Однако что делать со мной дальше, он, кажется, не знал. Неужели у меня появился шанс остаться в живых? Может быть, сейчас Мирон поступит именно так, как я предполагала, – закажет мне Кураева? Зачем же самому марать руки, тем более что трупа на нем, оказывается, нет...

Таня, ну какая же ты наивная! Когда Мирон стал развязывать мои ноги, я поняла, что у него совсем другие мысли и планы. Животные инстинкты взяли свое... Такой поворот событий меня тоже не устраивал, я не собиралась оказывать ему интимных услуг, поэтому стала отчаянно брыкаться. Но силы были явно неравными. Я чувствовала под его рубашкой стальные мышцы.

Вдруг Мирон взвыл и отпрянул от меня, и я поняла, что он укололся расстегнувшейся булавкой, которой я скрепила порванную юбку. Это меня развеселило, но смеяться с заклеенным ртом не было никакой возможности. Впрочем, эффект от укола был недолгим. Мирон предпринял очередную попытку раздеть меня, но в этот момент в дверь постучали.

– Кого это там принесла нелегкая? – недовольно пробурчал он, чуть отстранившись от меня.

Я задала себе тот же вопрос и решила, что пришел кто-нибудь из дружков Мирона. Во всяком случае, собака не лаяла. Значит, Поршень хорошо знал визитера. Это обстоятельство меня не вдохновляло. Только групповухи мне и не хватало!

Стук повторился, став более настойчивым, Мирон смачно выругался, встал, подтянул штаны и пошел в коридор, забыв вновь связать мне ноги. Видимо, решил, что я его дождусь. Идиот! Воспользовавшись моментом, я вскочила с кровати. Как же мне надоело лежать! Между тем я услышала, что открылась дверь, но никаких голосов за этим не последовало. Наверное, он вышел за дверь.

Я опрометью бросилась на кухню, увидела лежавший на столе нож и попробовала пристроиться к столу так, чтобы разрезать им бельевой шнур, связывающий мои запястья. Ничего хорошего из этого не получилось. Надо было как-то приловчиться, но меня поджимало время. Уже доносился характерный скрип половиц. Когда звук приближающихся шагов стал отчетливее, я спряталась за высокий шкаф. В тот момент мне очень хотелось ощутить в руке тяжесть пистолета, но именно потому, что «макаров» может выстрелить, я не взяла его с собой. Некто вошел на кухню, в отражении стеклянных дверей буфета я увидела мужской силуэт, но это был не Мирон. Но кто же?

– Таня, – позвал знакомый голос.

Я вышла из своего укрытия. Передо мной стоял Пинкертон.

– Я вырубил его ненадолго, – полушепотом сообщил мне Юрий Борисович и первым делом отлепил скотч, потом стал освобождать мои руки. – А где твоя юбка? Я не опоздал?

– Нет, вы как раз вовремя. Но как...

– Потом, все разговоры потом, немедленно сматываемся отсюда!

Я стояла, остолбеневшая от резкой смены декораций, и не знала, что предпринять дальше. Конечно, мне не хотелось быть ни убитой, ни изнасилованной Мироном, но ведь до конца я ничего не выяснила. Где теперь Соня? Может быть, он это знал?

– Таня, ты в порядке? – Пинкертон щелкнул пальцами перед моими глазами. – Ау! Ты меня слышишь?

– Да, слышу, – ответила я, сфокусировав свой взгляд на лице Пинкертона. Он был очень озабочен.

– Нам надо немедленно уходить отсюда. Машина моего приятеля уже ждет тебя на развилке.

– Но...

– Никаких «но»! – строго сказал Юрий Борисович и потащил меня за руку к выходу.

Я наконец-то вышла из оцепенения, поняла, что здесь действительно делать больше нечего, и покорно последовала за Пинкертоном.

– Подождите, мне надо забрать свои вещи, – вдруг опомнилась я.

– Забирай, но быстрее, – сказал Пинкертон, посмотрел на мои ноги в тонких колготках и осуждающе покачал головой.

Я нашла на кровати свалившуюся с меня юбку, точнее, лоскуток, в который она превратилась. Потом взяла со стола сумку, побросала в нее «мини-аптечку», затем сняла с вешалки куртку и обулась. В последний момент вспомнила про хозяйский мобильник, вернулась в комнату, отключила его и стала искать глазами место подальше, чтобы Мирон, очнувшись, не сразу его нашел и не смог быстро вызвать своих дружков.

– Вот так, – сказала я, забросив сотик на шкаф, и злорадно улыбнулась. – Теперь можно идти.

Юрий Борисович осторожно приоткрыл дверь и убедился в том, что Мирон все еще лежит в отключке на крыльце. Как бы не замерз, бедняга! Мартовские ночи такие холодные...

– А где собака? – спросила я у Пинкертона, вдруг испугавшись зловещей тишины.

Он махнул рукой, из этого жеста следовало понимать, что Поршень нам не страшен. Чуть позже я увидела бездыханное тело огромной кавказской овчарки. Вот уж не думала, что пенсионер дядя Юра способен так жестоко обращаться с животными!

Когда мы вышли за забор, на улицу, мой спаситель сказал:

– Этого пса давно стоило усыпить. Он в прошлом году одного мальца здорово покусал. А Миронов очухается самое раннее минут через десять. Так, давай сейчас огородами, там нас никто не увидит...

– Юрий Борисович, а как же вы? Он вас видел?

– Обижаешь! Конечно же, нет!