Три пятнадцать - Джослин Джексон Страница 29

По дороге в Пэскагулу я бормотала всякие гадости себе под нос, но, когда передала документы и села в машину, разрыдалась. Глотая слезы и сопли, я поехала домой. Я подумала, что хуже просто не бывает, и в тот самый миг сзади замаячила мигалка машины Лоренса. Взглянув на спидометр, я убедилась, что превышаю скорость ровно на пятнадцать миль в час, – проклятое число снова меня настигло! – и заплакала еще горше.

Я притормозила, уткнулась лицом в руль и, чувствуя, как вздымается грудь, велела себе успокоиться прежде, чем патрульный постучит в окно. Глянув в зеркало заднего обзора, я увидела заплывшие поросячьи глазки, распухший нос и усеянные красными пятнами щеки с потеками коричневой туши. Даже волосы лежали куда хуже обычного.

Все еще обливаясь слезами, я кое-как опустила стекло и молча сунула ему права и страховку. Патрульный оказался примерно моего возраста. Лицо угловатое, губы сжаты в обычную коповскую полоску, зато глубоко посаженные глаза карие, как у овчарки, и добрые. Увидев меня, он чуть заметно поднял брови.

– Хотела обольстить вас, чтобы штраф не выписывали, но, видите, возникла проблема, – пошутила я, когда он взял документы, и показала на свое зареванное лицо.

Губы патрульного растянулись в удивленной улыбке, и он наклонил голову, чтобы ее спрятать. Мои права он изучал целую вечность.

– Это вы? – спросил он, наконец повернувшись ко мне.

– Да, но снимок неудачный, на самом деле я в тысячу раз красивее, – заявила я и вытерла нос рукавом.

– Неужели? – Патрульный снова взглянул на права. – Тогда очень жаль. Обольщение сработало бы.

Я едва не улыбнулась, зажала опухшие глаза ладонями и шумно втянула воздух. Истерика заканчивалась.

– Я реву не из-за того, что вы меня остановили, между прочим. Из-за штрафов слезы не лью. Просто день паршивый.

Почему-то патрульный не шел к машине выписывать штраф.

– Вы хотели применить другую тактику, раз с обольщением не вышло? – спросил он, потоптавшись у окна.

С моих губ слетело «Ха!», которое могло перерасти в смех, и через секунду я уже улыбалась.

– Нет, я боюсь искушать судьбу и плести байки про смертельно больную маму или срочную операцию по спасению китов. Домой я неслась чисто из желания скорее снять тесные туфли и приготовить себе огромную порцию «Джека и Джинджер» [12].

Патрульный изучал меня не меньше двадцати секунд, а потом сказал:

– Делаю официальное предупреждение: не садитесь за руль в таком состоянии. Это небезопасно. – Он протянул мне права и страховку.

– Отпускаете меня? Правда? – Я растерянно посмотрела на свои документы и забрала их.

Патрульный развел руками, словно сам удивился, что позволил мне сорваться с крючка.

– У меня тоже ботинки жмут. Езжайте домой.

Он отдал мне честь, и этот простой жест выбил меня из колеи. Такой доброты от патрульного я совершенно не ожидала. В общем, истерика началась с новой силой.

Патрульный отступил на полшага, и в его глазах мелькнула безысходность, как у всех порядочных мужчин при виде рыдающей женщины.

– Не надо, пожалуйста, не надо! Будете плакать – снова не уследите за скоростью и я снова вас остановлю.

Патрульный наклонился и протянул мне носовой платок, мягкий от частой стирки, но чистый. Я проглотила слезы – все, хватит реветь! – и вытерла лицо, испачкав белый платок косметикой и кое-чем похуже. Сложив платок грязной стороной внутрь, я хотела вернуть его хозяину, но тот не взял, а смерил меня серьезным взглядом, наклонился к моему окну и быстро, почти смущенно проговорил:

– Совершенно не по делу, но я заканчиваю в восемь и собираюсь поужинать в «Саду панды». Это очень хороший китайский ресторан у съезда с девятнадцатого шоссе. Будет желание – загляните, и не потому, что я не выписал вам штраф. Не ради штрафа, а ради хорошего му-шу и, надеюсь, хорошей компании. – Я уже отрыла рот, но он поднял руку: – Ни о чем не волнуйтесь. Будет желание – приезжайте, не будет – не надо.

– Господи, зачем я вам? – Я еще раз глянула в зеркало: там все было по-прежнему плохо.

– Когда дама на грани нервного срыва, ее сразу хочется накормить му-шу. Типично коповский пунктик. – Патрульный замялся, а потом добавил: – К тому же, если та фотография неудачная, хочу увидеть вас в удачном ракурсе. – Он выпрямился и зашагал к своей машине.

Получилось так мило и трогательно, что я подумала: «Неужели клинья под меня подбивает?» Если так, у него неплохо получилось. Весьма неплохо. Он же как молодой Ленни Бриско из «Закона и порядка» – лицо угловатое, но по-своему привлекательное… Увы, настроение у меня было не то.

До дома я доехала, превышая скорость не больше чем на четыре мили. В «Сад панды» не собиралась. Едва закрыв входную дверь, я скинула туфли, налила себе выпить и плюхнулась на диван. Минут десять я сидела и смотрела, как в стакане тает лед: опухшее горло глотать не позволяло. Казалось, воздух раздулся от тишины, которую должны были нарушать голоса Лизы и малышки. И все же… Я забралась под душ, потом разыскала в шкафу золотисто-коричневое платье с запахом, цвет которого подчеркивал красноватый отлив моих волос. «Других планов все равно нет», – сказала себе я и помчалась по шоссе на встречу с Лоренсом.

Сейчас я ехала той же дорогой к дому Лоренса. На пассажирском месте сидела Лиза, крепко пристегнутая ремнем безопасности. Она повернула голову к окну, но, как мне казалось, все утро смотрела внутрь себя. Лизу даже не заинтересовало, что под платье я надела ей купальник, а в свою единственную пляжную сумку сложила все отягощения и надувные штуковины для водной гимнастики. Женщина с воинственно горящими глазами исчезла. Я искренне надеялась, что ненадолго.

– Хочешь снова заниматься в бассейне? – спросила я.

Лиза не ответила и даже не взглянула на меня, но доктор, проводивший реабилитационный курс, советовал с ней разговаривать, чтобы ее мозг находил новые способы реагировать. Словно со стороны услышав свой неестественно бодрый голос, я поняла, что будь Лиза в порядке, то вопрос о бассейне она проигнорировала бы, да еще фыркнула в знак презрения: ответ-то очевиден.

Вспомнив последние несколько месяцев, я вдруг осознала, что то и дело спрашиваю дочь, как ей приготовить яйца, какие кроссовки ей обуть – белые или голубые, как будто инсульт случился у нее в двухлетнем возрасте. Такие вопросы Лизу не интересуют. Такие вопросы не заставят ее искать новые способы реагировать. Лизе интересна Мози и наша погибшая девочка. Вчера именно они пробудили ее к жизни. Что еще волнует настоящую, то есть прежнюю, Лизу? Мужчины. Мужчины и разные пакости. Вот я и ехала навстречу тому и другому, а все ради Лизы.

– Знаешь, к кому мы едем? Этот парень коп. (Лизина голова дернулась: дочь знала, что на копов у меня глаз косой.) Когда-то он был моим и, надеюсь, еще не охладел ко мне окончательно. Сейчас мы попросимся к нему в бассейн, но, по правде, я хочу выудить из него информацию, что на уме у Рика Уорфилда и у всех прочих и в какую сторону движется расследование. Хочу выяснить, стоит ли волноваться.