Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь Страница 29

Если дать Данкеру волю, он устроит здесь склад деталей и будет, выпуская струйки дыма из-под паяльника, собирать из них свои странные приспособления. Хоть ночами.

— Данкер, — сказала я не самым добрым голосом. — Просто из любопытства: ты знаешь цены на все эти штуки? И на приемники тоже? Сколько стоит «Эддистон-4»?

— 225 долларов, — чуть изменившимся голосом сказал он. — В алюминиевом футляре, с полным набором аксессуаров. Есть, конечно, «Филипс Тропикал» — 150, и «Лиссен» — 70 долларов. Но ведь волна «Эддистона» — от 12 с половиной до 500 метров…

Он напряженно замолчал.

— Я вижу, что у тебя в голове хорошо держатся цифры, — продолжила я тем же голосом. — И я знаю, что ты — лучший в этом городе инженер по беспроводным… штукам. А я хочу, чтобы ты перестал быть только инженером. И чтобы начал держать в голове некоторые другие цифры. Сколько радиоприемников было продано на Бату в последний месяц? Куда они отправились — на плантации? На соседнюю улицу? В офисы европейских компаний? Ты сам вешал на столбах вот эти звучащие штуки — так сколько же людей нас теперь слушает? Когда? Танцуют ли они под нашу музыку у себя, на плантациях? Или они хотят что-то другое — новости?

Данкер сделал ошибку:

— Мадам де Соза, вы сегодня несчастливы?

Плохой английский. Я не несчастлива, у меня неприятности. Он не умеет выбирать слова. Когда я перехожу с ним на португальский, все получается тоньше, сложнее и правильнее — сейчас он мог бы сказать despedida, sodad, и даже tortura.

Я отвернулась, оттолкнулась от стола, прошлась по комнате, зачем-то потрогала этот странный граммофон, не похожий уже на граммофон ушедшего счастливого века.

Нет же, мальчик прав. Я несчастлива. Потому что чувствую себя очень старой, когда обижаю таких, как он. Да, собственно, я несчастна по множеству причин, и давайте это прямо скажем себе. Но больше никому.

— Здесь, в этой комнате, тех несчастий нет, — вполголоса заметила я, поворачиваясь к нему. — Они — там. В этой комнате нет и чего-то другого. Изобретательного менеджера модного и перспективного делового предприятия, человека, безмерно уважаемого в городе. Это не я, Данкер — я только владелец, и я уеду отсюда через неделю или две, потом вернусь, потом снова уеду. Но это и не ты. А ведь, кроме тебя, здесь пока никого нет.

Я повернулась к нему полностью: Данкер так и стоял, вытянув ко мне узкое темное лицо, обрамленное волнистыми волосами. Чья кровь тут примешалась — голландская, тамильская?

— Здесь не дорогая игрушка для инженеров, Данкер, — продолжила я. — Здесь предприятие, которое должно зарабатывать деньги. Причем люди должны захотеть принести сюда деньги. Что там лежит, перед этим твоим… микрофоном, правильно?

— «Малай мейл», госпожа де Соза. Я читал…

— Кстати, я слышала тебя, пока шла — что это там было, насчет империи, в самом конце?

— Речь господина губернатора… Я читал новости, а он выступил вчера…

— А, ну, конечно. Читать новости — для этого мы скоро найдем другого человека, чтобы у тебя оставалось время для чего-то поважнее. А «Малай мейл» — они зарабатывают деньги, Данкер. Они печатают рекламу. А сейчас, когда мы все в несчастье… — я пошуршала газетой, нашла последнюю страницу, — вот: дороже всех платит за рекламу тот, кто ее не размещает. Девиз. Умный девиз. Когда творится такое, как сейчас, рекламный бизнес — один из немногих, который идет вверх. Кто этого не понимает, разоряется. А как насчет того, чтобы договориться с тем же самым магазином на Бату, 17, дважды в неделю передавать информацию об их новых ценах на эти вот… аккумуляторы? А как насчет того, чтобы рассказывать, какие пластинки пришли в «Робинсон»? Магда это делает, и ее слушают. Но ведь на этом можно заработать. Данкер, я повышу тебе зарплату на десять долларов в тот момент, когда ты научишься полностью окупать нынешнюю. А когда ты сможешь окупать все предприятие в целом — я повышу ее еще раз, и уже всерьез.

— Но закон… — почти прошептал он.

— Что — закон?

— В Англии этого нельзя делать. Там вообще нельзя давать коммерческую рекламу в эфире, потому что Британская вещательная корпорация… она взяла это все на себя… Можно только в газетах, журналах, на улице.

— Но у штата Селангор свой законодательный совет! И если бы в Англии были те же законы, что у нас… Представь себе, чтобы в Англии прошел закон о том, что при наказании палкой нельзя поднимать ее выше плеч. А?

Тут я поняла, что говорю не то. Это не дело Данкера — разбираться с законами, это…

Как ни странно, мое дело. И мне, кажется, предстоит им вскоре заняться.

— Данкер, — сказала я, — ты знаешь, что беспроводной аппарат сейчас можно установить в авто?

— Я сам могу это сделать, — мгновенно отозвался он и сверкнул отличными белыми зубами.

Я наклонила голову, вспоминая, откуда мне пришла вся идея про это предприятие.

Из «Малай моторист». Два авто, которые там были весьма подробно описаны. Первый — это огромный «паккард», мечта звезд Голливуда. Хром и бежевая кожа, восемь цилиндров и восемь фар впереди, и еще одна — как прожектор. Десять пассажиров, хотя формально там полагалось рассаживать семерых. Сзади — диван, впереди него — два складных дивана, и еще бар. Бутылки, шейкер, четыре бокала, салфетки из бумаги, термос для льда. Сигарная гильотина на батарейках, она же зажигалка, и табачный ящик. Пепельницы из хрома. Багажник — все пассажиры могли в нем спрятаться. Отделка панелей — ореховое дерево, шины от «Гудйир». Брезентовый верх сползает назад не вручную, а повинуясь нажатию кнопки, с сытым урчанием. Он мог бы стать конкурентом моей красавицы, но — неожиданно — с ним начали происходить неприятности.

Журнал высказывал гипотезу, что «паккарда» обогнал другой аристократ автомира, «бьюик». И что же в нем было особенного? Два оттенка синего цвета — да. Побеленные шины, ряды красных огней, которые включаются, когда поворачиваешь или тормозишь, интересно. И — внимание — длинная хромированная антенна. Беспроводной аппарат в авто!

Но это означало, как минимум, что в каждом американском городе можно было настроиться на какую-то новую волну. Или — одну и ту же? В общем, я к полному изумлению узнала, что по всей Америке, как орхидеи в джунглях, возникают частные, как они их называют, радиостанции, и что именно сейчас, когда несчастье с каждым месяцем все страшнее, дела этих станций идут там все лучше. Потому что в дни несчастья всем надо давать рекламу. Америка — не Англия, там беспроводная связь — это коммерция.

Вот так возникла моя идея. Пересказывать ее своему менеджеру я раздумала.

— Данкер, — сказала я. — Законами займутся другие люди. Не сиди здесь. Найди техника на полставки, если надо. Найди друзей в Любительском радиосообществе — ты должен знать, что они там делают. И находить такое, чего они не умеют, чтобы слушали нас, а не их. Съезди на Пуду-стрит, в «Малай мейл». Подружись с ними. Главный человек там — Джоунс, но ты можешь найти в газете друзей из твоего колледжа. Сделай так, чтобы они о тебе написали. Там всегда должна публиковаться программа твоих передач. А ты в обмен должен рассказывать слушателям о газете, делать так, чтобы ее покупали. Да ведь благодаря нам с газетой будут знакомиться те, кто не умеет читать! Спроси, сколько стоят рейтеровские телеграммы, и нельзя ли тебе бесплатно забирать их, вместо того, чтобы они шли у них в корзину? Читатели газеты увидят эти телеграммы только на следующий день. Твои слушатели — день в день, раньше газеты. И еще: пусть их агенты продают место для рекламы и в своей газете, и в твоих передачах. За процент. Это выгодно им и нам, Данкер.