Перемена мест - Лев Гурский Страница 29

– Ну, я пошел, – пробормотал я, отодвигаясь в сторону двери. Красавчик клерк, хозяин загубленного кипятильника, сделал интересную попытку помешать мне быстро уйти. Когда-то молодчик явно учился боксу, но за последние лет пять у него наверняка достойных противников не было. Я легко ушел от хука в челюсть и, пока пижон восстанавливал утраченное равновесие, кинулся вон из комнаты, опасаясь услышать вскоре шум погони. Но молодчик, оказывается, поступил умнее.

Когда я бегом добрался до дежурки, меня ждали.

Состав был тот же, что и вчера, что и двадцать минут назад, – Колян и его милый напарник с автоматом. Только теперь, уже при свете, Колян чувствовал себя героем, защитником униженных и оскорбленных. Короче, весьма деловым парнем. Кем чувствовал себя его напарничек, понятия не имею: ему хватало железного аргумента с тридцатью патронами в магазине. Оба охранника преградили мне обратную дорогу, и я сообразил, что красавчик воспользовался старым изобретением мистера Белла. Попросту позвонил по телефону.

– Ты зачем наших ребят обижаешь? – лениво поинтересовался Колян и сильно врезал мне по уху. Цокинская кепка свалилась и, как только я нагнулся ее поднять, немедленно получил сильный удар по шее и растянулся на полу. Положение мое было в высшей степени дурацким. Завязать немедля драку или – тем более – вырубить двух гоблинов было довольно просто. Но это было еще и дуростью. Ибо не мог небритый работяга, да еще и похмельный, вырубить двух здоровых накачанных парней! Если бы я это сделал, на моей конспирации и всем последующем плане можно было бы поставить жирный крест. Поэтому самое лучшее, что я мог сделать, – это не вставать с пола, аккуратно прикрывая наиболее существенные части тела и жалобно хныкать: «Па-а-рни, ну заче-е-ем…»

Я так и сделал. Старик Станиславский, если был бы жив, мысленно мне бы поаплодировал. Вид у меня был, наверное, омерзительный: неопрятный гегемон в мятой спецовке, ползающий в пыли у ног красивых крутых парней. Насчет пыли, кстати, я не преувеличил – дежурку, видимо, убирали очень скверно. Пол был грязный, пыльный, липкий, словно на него постоянно что-то проливали. Я успел искренне порадоваться, что я в спецодежде, а заодно и представить выражение лица аккуратного Цокина, когда я буду возвращать его парадную спецовочку в таком вот жутком виде. Полагаю, что он преисполнится к дону дополнительного почтения: мигом сообразит, что даже грязные дела его босс делает своими руками.

Лежа на полу дежурки и хныча что-то совсем неразборчивое, я видел перед собой две пары ног в камуфляжных штанах и кроссовках. Потом к ним прибавилась еще одна пара штанов – щегольских брючат, владелец которых носил еще и итальянские туфли с острыми носами. Одним из этих туфель я незамедлительно получил удар в бок. Ага, подумал я, перекатываясь в сторону так, чтобы удар зацепил меня только по касательной: это уже спустился молодчик со второго этажа.

– А-а-а! – тоненько взвизгнул я, стараясь взять ноту повыше. По опыту знаю, что визг производит на крутых парней неприятное впечатление. Настолько неприятное, что они должны либо добить жертву, либо выкинуть ее к чертовой матери. Убийство в дежурной комнате в планы этой троицы определенно не входило.

– Хрен с ним, Серж, – подал голос безымянный охранник. – Поучили мужика – и хорош. Он нам все-таки свет починил. Пусть валит отсюда.

– Пусть, – миролюбиво согласился Колян и отвесил мне сильный пинок по заднице. То есть, может, хотел он врезать по ребрам, но грязный гегемон, взвизгнув, немножко увернулся.

– Нет, погодите, – упрямо произнес молодчик в итальянских туфлях, которого, оказывается, звали Сержем. Серегой, значит. Для друзей – Сергунчиком. – Этот говнюк мой кипятильник раздавил. Двадцать баксов коту под хвост. – Произнося эти слова, Сергунчик продолжал пробовать остроту носов своих итальянских туфель на моих боках. Я вертелся на полу ужом, взвизгивая все сильней и зажав в кулак все свои бойцовские рефлексы. Еще минута, и я бы, наверное, не выдержал, а Серега приплюсовал бы к потерянным двум десяткам долларов еще потери, куда более серьезные. Очень легко сейчас было бы придавить его итальянский носочек и легонько толкнуть в направлении пульта сигнализации. Мечты, мечты… Положение наконец спас безымянный автоматчик.

– Все, – сказал он твердо. – Отбой. Нашли с кем связаться.

– Отбой так отбой, – не стал спорить Колян. Они вместе с напарником легко подняли меня с пола и, в сопровождении моего истошного визга, выкинули меня за дверь. Через секунду за мной последовали сумка и кепка. Приземлился я весьма удачно, ничего себе не отбив. Свидетелей моего падения тоже не оказалось. Поэтому я неторопливо подобрал сумку и монтерскую кепку, как мог, почистился и вышел из негостеприимного двора. Сюда мне еще предстояло вернуться – в ночь с сегодняшнего дня на завтрашний. Спина и бок побаливали, но, как ни странно, прошедшая экзекуция меня даже обрадовала. Не в том смысле, что я мазохист-многостаночник и мне очень приятно, когда сбивают с ног, возят мордой по грязному полу и пинают в бок итальянской обувью. Это, в конце концов, издержки профессии. Просто теперь в моей ночной операции появился и элемент моей личной глубокой заинтересованности. Теперь в особнячке на Щусева находились не абстрактные дельцы, обворовавшие бедную Жанну Сергеевну, но еще и два моих личных недруга, Колян и Серж. Два, по крайней мере, человека, перед которыми у меня нет никаких моральных обязательств. Которых мне ничуть не жалко. Значит, именно этим молодчикам предстоит наутро… Ладно, оборвал я сам себя. Не будь садистом. Не буду, согласился я сам с собой, но ЭТИ милые ребята получат по заслугам. Монте-Кристо я или кто?

Обуреваемый мстительными мыслями, я доехал до станции назначения, вышел на поверхность и минут через пять оказался в квартире Жанны Сергеевны. Птичка была одета, как и вчера – в ковбоечку и джинсики. Утром я не стал ее будить и потому не попрощался; зато теперь можно было поздороваться. Лучше поздно, чем никогда.

– Доброе утро, Жанна Сергеевна, – бодро сказал я. – И добрый день тоже. Я пришел вот…

– Здравствуй, Яшенька, – нежно прощебетала птичка и потянулась ко мне своим клювиком.

Я замотал руками, что означало: я грязный, пыльный, слегка побитый и еще не созрел для приветственного поцелуя. Вглядевшись повнимательнее, птичка ужаснулась.

– Что случилось? – широко раскрыв глаза, прошептала она. – За тобой опять гнались?…

– Немножко, – честно признался я. – Но всего один этаж. А потом мною просто слегка вытерли пол в дежурной комнате одного милого особнячка. Может, вы его знаете. Такой домик на улице Щусева. Там еще с другой стороны акции продают.

– О Боже! – воскликнула птичка. – Все пропало, да? Они тебя раскрыли? К сейфу не пройти?

Отчаяние воробышка было столь велико, что мне пришлось в двух словах все объяснить.

– Нет, Жанна Сергеевна, – терпеливо сказал я. – Ничего не пропало. К сейфу пройти можно. И били они меня не потому, что раскрыли, а наоборот. А если бы раскрыли, то живым не выпустили, – добавил я уже про себя, чтобы не травмировать птичку. После чего я заперся в ванной, освободился от грязной спецовки и всей прочей цокинской униформы и битый час при помощи мыла и горячей воды восстанавливал душевное равновесие. Что бы я ни внушал сам себе, но быть битым какими-то мозгляками более чем унизительно для меня. Конспирация конспирацией, но все равно неприятно, как будто дерьма нахлебался.