Дикое золото - Александр Бушков Страница 29

– Всехсвятская улица, дом одиннадцать, – сказалБестужев. – Знаю уже. Как он шел?

– Как человек, полностью в себе уверенный, –сказал Сёма. – И в мыслях не держал, что его могут тропить. Благодаря чемуя, рискнув войти за ним следом, прекрасно слышал, как он потребовал уприказчика провести его к хозяину, что приказчик и исполнил с таким видом,словно оба давно знакомы и просьба эта уже привычна. Я, конечно, в задниекомнаты следом за Обломом последовать не мог, пришлось вести чисто наружноенаблюдение. Через восемнадцать минут Облом появился в лавке, вышел, в течениеминут примерно сорока бесцельно болтался по улицам, явно не зная, куда себядеть. Потом в скверике на Почтовой к нему подошел субъект, мне неизвестный: летоколо тридцати пяти, роста среднего, глаза темные, черноволос, усы и бородатого же цвета, одет как купец средней руки – русское платье, неевропейское, во всем облике есть нечто цыганистое, почему и был зашифрован мноюкак Цыган. Перекинувшись несколькими словами, оба остановили извозчика. Я тожесумел остановить другого и следовал за ними до места, известного в Шантарске, какАфонтова гора – обширная лесистая возвышенность на восточном краю города,застроена дачами и так называемыми заимками – отдельно стоящими частнымидомами. В одной из таких заимок оба и скрылись. Пребывали там достаточно долго,до десяти тридцати шести вечера, когда вышли, не осталось сомнений, чтоупотребляли спиртное в приличном количестве. Пешком направились в город,благодаря поддавшему состоянию и лесной местности вести за ними наблюдение былонетрудно. В черте города Цыган взял извозчика и скрылся в неизвестномнаправлении, а Облома я повел дальше, пока он меня не привел к частномудеревянному домику по улице Пристанской, семнадцатый номер. Последующиенаблюдения убедили, что там он и проживает, – собака хвостом вертела, нагрудь кидалась, потом во двор вышел враспояску, папироску выкурил. Я решил, чтомоя миссия выполнена, и отправился на ваши поиски. По причине позднего временилюдей на Пристанской не было, так что порасспросить оказалось не у кого. Но тамон живет, это точно.

– Молодец, – сказал Бестужев.

Работать Сёма умел, несмотря на относительно молодойвозраст, именно он однажды, ведя порученный его заботам объект, оказалсявынужденным с тремя рублями в кармане прыгнуть вслед за клиентом в поезддальнего следования. И оказался за девятьсот девяносто верст от Петербурга, вглухом белорусском местечке, где и русского-то толком не знали. Претерпевразные приключения, коих хватило бы на полромана Дюма, Сёма ухитрилсяпросуществовать как-то и установить адрес, куда направлялся объект, – тампотом был вскрыт неплохой эсеровский гадюшник…

– Что дальше?

– Ничего пока, – сказал Бестужев, чутьподумав. – Будьте с Пантелеем в полной боевой готовности. Как станутразвиваться события, толком неизвестно.

– Алексей Воинович…

– Ну, что ты мнешься?

Еще немного поерзав, Сёма сказал решительно:

– Алексей Воинович, что-то тут неладно.

– А конкретно?

– Эти двое, Облом и Канотье, мне, уж простите на глупомслове, чрезвычайно напоминают филеров. Я наших давно уж без промаха узнаю поухваткам, этакому чему-то неуловимому… как и нелегалов, впрочем. Пудель, знаетели, даже если во всю жизнь волкодавов не видел, встретив такового, тут жеопознает, что имеет дело с такой же собакой, а не, скажем, с козой…

– Вот что, Сёма, – сказал Бестужев тихо исерьезно. – Ты, родной мой, помалкивай. Нет, со мной ты просто-таки обязанделиться всеми соображениями и догадками, а вот с прочими, если приведется,помалкивай. Усек?

– С полным разумением… Разрешите скрыться черным ходом?

– Валяй, – кивнул Бестужев.

Заперев за Акимовым дверь, он тщательно повернул ключ взамке. И перед тем, как погасить перед сном керосиново-калильную лампу, положилпод подушку браунинг с патроном в стволе. Он вовсе не ждал скверного визита, ноничего не мог с собой поделать, душа требовала присутствия оружия рядом.

Вопреки тяжелым предчувствиям, на кровати покойника спалосьне так уж плохо, и никакие кошмары не приснились, а приснилась прекраснаянезнакомка с бесценными рубинами на шее – снилась поэтически, светло и чисто,почему-то лес вокруг был осенний, багряно-золотой, их разговор казался во снедушевным и нежным до щемящей тоски в груди. Вот только, проснувшись, Бестужев,как это случается сплошь и рядом, забыл все до единого сказанные во сне слова,и свои, и ее. А вот щемящая тоска осталась…