Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - Владимир Шеин Страница 29

— Кортиками? — вмешался я. — Какими кортикам? Я просил тебя узнать про один.

— Я и собиралась узнать про один. В городе мелькнуло несколько подобных кортиков за последние четыре года. Точнее, три. Извини, — она саркастически улыбнулась, — идентификаторов своего ты мне не дал. Пришлось выкручиваться на месте, хорошо, что у меня фотографии имелись.

— Слушаю, — смиренно ответил я.

— Итак, первый кортик объявился четыре года назад, был продан антиквару владельцем, наследником одного из прокурорских шишек. Продали его с ножнами, и он на месте, сейчас находится у нового владельца. Второй — сейчас в частном музее семьи Фефиловых.

— Тех, что средства массовой информации держат?

— Их самых. У них есть хороший музей, не только холодного оружия, но и посуды.

— Значит, мне должен быть интересен третий — сказал я.

— Да.

— Что с ним и где он?

— Этот кортик мне удалось идентифицировать по фотографии. Занимался им Иванов Иосиф Владленович, хороший старик. Я давно его знаю, большой знаток военной истории, особенно той её части, что касается раритетного оружия. Спасибо. — Кирсанова прервалась, чтобы поблагодарить официанта, принёсшего её заказ. — Ещё мороженное, пожалуйста, фисташковое. — а затем продолжила, без перехода. — Он все экспонаты, которые приобретает, фотографирует. Скажу тебе, у него есть на что посмотреть! Одна сабля конца 17 века чего стоит.

— Не отвлекайся, Виктория.

— Ах, да. — вернулась к теме разговора Кирсанова. — Я посмотрела его фотографии кортика и показала свои. Признаюсь, идентифицировал кортики на фото как идентичные, он. Обрати потом внимание на то, что на клинке имеются характерные царапины, как будто, кто начал писать букву «Л» или «М». От чего они возникли, я не знаю, и Иванов не знает. Но царапины глубокие, такое ощущение, что они появились от воздействия острого металлического предмета. Думаю, что на нём пытались что-то выцарапать, но явно неумело и без результата.

— Всё это хорошо. Ты нашла интересующий меня кортик. Кто был его владельцем, и кто стал?

— Иосиф Владленович этот кортик не приобретал. Ему принесли его два года назад для оценки. Принёс человек, который вроде бы отношения к прокуратуре не имеет. Но в нашем городе известный. Кстати, увлекающийся антиквариатом, но иного рода — старинные книги собирает. Иванов о нём говорил уважительного, я с ним в этом согласна.

— Кто же он?

— Ты вряд ли его знаешь. Это Турчинов Сергей Витальевич, управляющий одного из заводов семьи Фёдоровых. Ты должен был о них слышать.

— Я и о Турчинове слышал. — Кирсанова удивлённо на меня взглянула. — Давай-ка подробнее о кортике.

— Турчинов принёс его Иванову в 2017 году, сказал, что его ему продал кто-то из работников. Он попросил оценить его с целью возможной перепродажи. Иванов оценил, как я тебе и говорила, цена ему порядка 30000 рублей. Ошиблась я немного в сумме, но вещь действительно недорогая. После оценки Турчинов кортик забрал и больше к Иванову не обращался.

— Может быть он продал его кому-нибудь другому или продажа осуществлялась напрямую, не через посредника.

— Сомневаюсь, а Иванов уверен, что это не так. Проблема Турчинова в том, что кортик он намеревался продать, а ножны хотел оставить.

— Зачем? Что необычного в них?

— Иосиф Владленович этим тоже озадачился, но Турчинов ножны ему даже не показывал. Сказал, что, якобы, повреждены и ценности не имеют, поэтому он оставит их у себя.

— Можно это каким-либо образом проверить?

— Не знаю. Списка раритетов, имеющихся у Турчинова, ни у кого нет. Сам он своей коллекцией не хвастает. Об этом могут знать только его близкие друзья, но они мне не известны. Одно могу сказать точно — через антикваров он кортик не продавал, я сама со всеми в городе переговорила. Так что если оружие ушло, то ушло за пределы региона.

— Давай вернёмся к ножнам. Если они повреждены, как говорит Турчинов, то он мог иметь намерение их отремонтировать. Привести в божеский либо товарный вид.

— Я об этом тоже подумала, но антиквары такой информацией не владеют. Проблема нашего городишки в том, что он мал, как и рынок старинного оружия, поэтому владельцы его ремонтируют или реставрируют либо в столицах (Москва и Санкт-Петербург) либо в других местах.

— Турчинов не спрашивал об этом Иванова?

— Нет. У других антикваров он не был, я разговаривала с каждым. В правдивости их слов я уверена, они заинтересованы во мне. Учитывай, что информация о кортике закрытая. Если ты захочешь сделать её официальной, придётся постараться — Иванов, как и любой антиквар, склонен к таинственности. Сам понимаешь, не всё, что он приобретает, ранее было получено законным путём.

— Понимаю. Вика, ты для меня могла бы узнать, ремонтировал ли Турчинов ножны, и если да, то, где и у кого.

— Попробовать могу, но вряд ли у меня получиться. Это не совсем мой профиль, в этой области у меня знакомых нет.

— Может через знакомых антикваров?

— Что ж попробую, — со вздохом произнесла Виктория, приступив к мороженому, которое ей только что принесли, — на это потребуется время. Много времени.

— Я не тороплюсь. — с улыбкой ответил я ей.

— Я вижу, ты всегда других заставляешь работать за себя, а сам, как паук, плетёшь какие-то сети.

— Я их не плету, а распутываю.

— Тебе просто так кажется или ты сам себя в этом убеждаешь. — за Кирсановой должно было остаться последнее слово.

— Так сделаешь?

— Попробую. Как там моя сестричка?

— Как и прежде, — я улыбнулся, — у неё, кстати, как и у тебя склонность к убийству. Только она компьютерных монстров убивает.

— Со временем это пройдёт, и она поумнеет — едко отреагировала Кирсанова. — Я тебя о другом спрашивала.

— Понимаешь, — смущённо ответил я, — у меня не было ничего такого, чтобы я мог её поручить. Пока она корректирует документы, которые составляю, иногда делает подборку судебной практики по конкретной теме.

— Я надеялась, что ты сделаешь из неё юриста.

— Ты уверена, что ей это необходимо?

— Уверена. Правда, сомневаюсь, что Настя это понимает.

— Ладно, буду её побольше нагружать. — я решил заканчивать разговор. — В таком случае, я пойду. Не пропадай Вика, и помни о нашем пари.

— Сам о нём помни и готовься к проигрышу, вернее, к отдаче долга.

— Может быть, к тому времени, когда наш спор разрешиться, ты поймёшь, что это тебе не нужно.

— Мечтай. Иди давай.

— До встречи. — махнул я её рукой и ушёл.