Усадьба «Розель» - Елена Тюрина Страница 29

Больница в Резекне мало чем отличалась от какого-либо другого учреждения здравоохранения в любом городе бывшего СССР. Здесь явно не так давно сделали ремонт, все сверкало чистотой, и запах лекарств не сбивал с ног при входе. Уже это радовало.

Однако, медсестра за стойкой регистратуры — дама лет сорока с добела высветленными волосами — даже разговаривать с Милой не стала, когда услышала русскую речь. Это неприятно удивило и очень испортило мнение журналистки о латышах. Говорил с женщиной Виктор, которому та отвечала очень вежливо, улыбаясь при этом насколько возможно широко. Очевидно, он ей понравился.

— Лалин Олег Эдуардович? Он в хирургическом отделении, в седьмой палате. Днем переведен из реанимации.

— Спроси, почему он был в реанимации, — дернула Мила за рукав Виктора, чем вызвала недовольный взгляд мегеры в белом халате.

Тот перевел.

— Он был прооперирован, — последовал ответ.

После дотошных выяснений, кем они приходятся больному, а также попыток не пустить их под предлогом того, что он устал, и ему следует отдыхать, Миле все-таки пришлось сообщить неприятной служительнице Гиппократа, что она бывшая жена Олега. Споткнувшись о взгляд Виктора, девушка виновато опустила голову и замолчала. А вот на медсестру это произвело странный эффект — тиранша моментально подобрела и чуть ли не за руку отвела Милу в седьмую палату. Журналистка догадалась — та явно положила глаз на статного брюнета и думала, что он кавалер навязчивой посетительницы. Но кто же посещает бывшего мужа под руку с нынешним ухажером?

Виктор остался ждать за дверью, а Мила вошла в палату. Лалин там был один. И вид Олега шокировал. У него была перебинтована голова, обведенный багровым кровоподтеком, левый глаз настолько заплыл, что почти не открывался, а из руки к стойке с лекарством тянулся проводок капельницы. На теле Лалина, в частности в области ребер, было заметно еще несколько жутких гематом.

…Олегу снился очень странный сон — он будто со стороны видел себя в ночном лесу. Надетая на нем военная форма старого образца вся пропиталась потом, кожа на лице с непривычки зудела из-за щетины. Судя по ощущениям, он не то, что давно не умывался, но и вообще не мылся. Молодой человек тщетно силился рассмотреть тропинку. Шел почти на ощупь, если бы не редкие проблески лунного света сквозь кроны деревьев. Позади, стараясь не отставать, и держась за его руку, шла светловолосая девушка с косой… Маша, дочь Юрьянса. Время от времени темноту прорезали бледные, отдаленные лучи фонариков, слышалась приглушенная немецкая речь и собачий лай. Ему во что бы то ни стало нужно было увести девушку оттуда, но лес все не заканчивался, а выкрики на немецком становились ближе, рождая в душе панический, почти животный ужас. Вскоре деревья все же стали редеть. Олег уже тащил девушку напролом через кустарники, даже через галифе чувствуя, как ветки в кровь обдирают ноги. Наконец, они вышли из леса… к усадьбе этой, черт бы ее побрал. Только рядом была уже не Маша, а Мила. Что за нелепость? Сон глупый, бессвязный. Это все потому, что он много думает о прадеде. А девчонка, наверное, невольно отложилась в подсознании.

— Олег, Олег, — Мила осторожно трясла его за плечо. — Олеженька, проснись, пожалуйста.

Он открыл глаза и сразу зажмурился от яркого электрического света.

— Боже мой, тебе что голову оперировали?

Все-таки это была Мила. Приехала, наконец-то.

— Нет, руку, — с хрипом выдохнул Лалин, затем с трудом откашлялся и заговорил уже нормальным голосом: — Какой-то сложный перелом. Ставили кость на место, убирали осколки. Кстати, хирург тут, что называется, от Бога.

— Но почему? Что с тобой произошло? Олег…

Она присела рядом на кровать и положила руку на его неподвижные пальцы, закованные в гипс.

— Местная законопослушная полиция попинала.

— Господи, за что?

— Остановили проверить документы, вроде как я какое-то правило нарушил. Говорил с ними на английском, но русские номера на машине — это для них как красная тряпка для быка. Ничего я не нарушал.

Мила прекрасно знала Олега и была уверена, что он запросто мог сказать или сделать что-то такое, что спровоцировало конфликт. Но так избивать…

— Нужно куда-то обратиться, их должны наказать!

— Думаешь, реально что-то доказать? Бесполезно это. Я сам бывший мент, так что уж поверь. Ничего, скоро очухаюсь, — попытался улыбнуться Лалин. — Телефон только жалко. Хорошо, что у тебя латвийский номер легкий, я запомнил, набрал с больничного.

Она не ответила на его улыбку. В ее глазах было столько нежности и боли! Несколько секунд они неотрывно смотрели друг на друга. Олег вздрогнул, когда Мила осторожно, едва касаясь, провела кончиками пальцев по этому страшному синяку вокруг глаза. А затем склонилась и поцеловала его в уголок губ, подбородок, скулу… Больше не пытаясь сдерживать себя, она стала покрывать быстрыми поцелуями его лицо. Олег гладил Милу по волосам, когда она уткнулась в его грудь и заплакала.

— Как же я тебя люблю, — прошептал он.

— И я очень люблю тебя, Олеженька, — чуть слышно ответила девушка, снова целуя его в плечо, ключицу, и наконец, в губы.

Нужно было возвращаться к реальности. Мила вспомнила, что ее ждут. Она выпрямилась, лишь рука осталась лежать в ладони Олега.

— А где твоя машина?

— Должно быть, на штрафстоянке.

— Я привезла тебе продуктов, одежду, в общем, все что просил.

— Хорошо.

— Завтра приеду, а ты выздоравливай! — она с нежностью поглядела ему в лицо, чувствуя, как глаза щиплет от слез.

Виктор мерил шагами пустой холл больницы. Ожидание уже начинало раздражать, когда, наконец, появилась Мила. Бросив на него короткий взгляд, девушка подумала, как хорошо, что ее дурацкий план не удался.

Она рассказала вкратце о случившемся с Олегом несчастии. Юрьянс-младший внимательно выслушал, при этом лицо его становилось все мрачнее.

Несмотря на произошедшее, Миле хотелось летать. Ее глаза сияли, а с губ не сходила глуповатая улыбка. Когда проходили мимо стола дежурной медсестры, девушка беззаботно бросила: