Клянусь отомстить - Сергей Майдуков Страница 28

Это был тот случай, когда отказы не принимаются. В общем, протянули Летягину пакет дешевого вина и велели пить. Он выпил. Страх был так силен, что организм безропотно позволил влить в себя эту гадость. Летягин осторожно поставил пустой пакет на пол и выпрямился, глядя влажными глазами на зрителей.

— Готов? — спросил Кузьма. — Сразу свалишься или постоишь немного?

Дружки загоготали, предвкушая забаву. Их вожак знал, что делал. Недавно тут был один такой, вылакавший пузырь водяры на спор. Теперь он прятался где-то, боясь появиться на улице, где ждал его самый большой позор, который только может пережить мужчина. Опустили красавчика, когда отрубился. И Летягина ждало то же самое. Недолго ему осталось штаны носить.

Га, га, га!

Гы, гы, гы!

— Я в порядке, — хрипло ответил Летягин, даже не покачиваясь.

Кузьма был настолько потрясен его способностями, что угостил сигаретой и отпустил, не предъявляя новых претензий.

Дальнейшая задача заключалась в том, чтобы успешно пересечь строительную площадку и как-то добраться до дома. С первой половиной плана Летягин справился успешно. Он все время помнил, что за ним наблюдают сверху, и заставлял себя держаться на ногах. Но потом мозги захлестнуло пьяной мутью и дальнейшее уже не помнилось.

Утром мать поведала Летягину, что его буквально принесли на руках соседи, обнаружившие его валяющимся на земле. Стыд какой! Но Летягин испытывал не стыд, а мучительную тошноту. В школу он не пошел, просидел весь день возле унитаза. И с тех пор никогда не перебирал спиртного, всегда знал меру. Теперь же, похоже, опять переступил опасную черту.

Об этом свидетельствовал тот факт, что он сам не заметил, как принялся рассказывать Котову ту историю из детства. Похоже, опьянел. Потерял контроль над собой.

А Котов как раз этого и добивался. Он любил иногда подпоить гостей, чтобы развязать им язык. Порой удавалось выведать у них много любопытного. Не зря ведь говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— И что дальше было? — спросил Котов. — Отвязался от тебя Кузьма?

— Нет, — признался Летягин, глупо улыбаясь. — Через некоторое время на меня опять наехали. Но я пожаловался родителям на плохое влияние улицы.

— Как это?

— Сказал, что все друзья выпивают, а мне трудно удержаться.

— И? — поторопил Котов.

Летягин пожал плечами.

— Родители продержали меня все лето за городом, а потом мы переехали и я пошел в другую школу. Там проблем не было.

— Ты умный, — одобрил Котов. — За это тебя и держу. Но вот врать мне не надо. Не люблю.

— Никита Петрович! — Летягин прижал руки к груди.

Зрачки его, устремленные на хозяина, слегка разъезжались, язык беспрестанно блуждал по губам, но в принципе он еще держался.

— Не мог ты литр портвейна выпить, — сказал Котов. — Врешь, Олежка.

— Ей-богу!

— А вот мы сейчас поглядим.

Все, кто подчинял Летягина своей воле и заставлял его жить в постоянном страхе расплаты, всегда разговаривали с одинаковой интонацией — Кузьма, Котов, другие. Они заранее знали, что он сделает все, что от него потребуется. Он мог быть в сто раз умнее их, хитрее, но ему не хватало главного. Он не умел настоять на своем. Не имел той уверенности в своем праве приказывать, которая так безотказно действует на людей.

Ненавидя себя за эту робкую уступчивость, Летягин покорно сидел и ждал, пока Котову принесут бутылку портвейна. Она была черная, пузатая, с золоченой этикеткой.

— «Порто», — сказал Котов, нехорошо улыбаясь. — Португальский портвешок. Давай, Олежек, продемонстрируй мастерство.

Это было даже не дежавю, не яркое воспоминание. Летягин словно перенесся в детство, и там оказалось очень неуютно. Он никогда не мог понять людей, носящихся с детскими воспоминаниями. Лично у него настоящая жизнь началась с института. До этого все существование было чередой сплошных унижений, ненавистных обязанностей и страхов.

— Как же я завтра работать буду, если сегодня напьюсь? — задал он резонный, как ему казалось, вопрос.

— Очень просто, — заверил его Котов, усы которого по-прежнему улыбчиво торчали в стороны. — Примешь «Алка-зельтцер», если что. Но от таких напитков похмелья не бывает. У меня качественный алкоголь.

Летягин посмотрел на пузатую бутылку, поставленную перед ним. Емкость 0,77 литра, крепость — 19 градусов. Такое количество крепкого вина может запросто ударить по мозгам, особенно после водки. Еще сердце не выдержит, чего доброго. Или сосуды лопнут.

Летягин отдернул руку, протянутую к бутылочному горлышку.

— Никита Петрович…

— Не обижай меня, Олежка, — сказал Котов, уже не улыбаясь. — Гость не должен отказываться от угощения, предложенного хозяином.

— Но стакан взять хотя бы можно?

— Стакан можно. Но без долгих передышек: налил — выпил, налил — выпил.

«Убить бы тебя, — тоскливо подумал Летягин. — Двинуть бутылкой по башке, оглушить, а потом выбросить из окна. Сволочь. Видеть тебя не могу».

— Глупо как-то, — неуверенно произнес он.

— Что я тебя угощаю, глупо?

Глаза Котова остекленели. Летягин заставил себя улыбнуться и наполнил стакан. Резко запахло вином.

Когда Летягин начинал работать на Котова, он намеревался поднакопить деньжат, обзавестись полезными связями и пуститься в самостоятельное плавание. Но сначала все не мог решиться, а потом стало поздно. Слишком много Летягин знал, чтобы его отпустили просто так. Теперь на выход только вперед ногами. Или с высоковольтным кабелем в зубах. Хотя есть и другой вариант…

Заглотив первую порцию, Летягин пожевал губами, передернулся и налил себе еще.

— Что ты, как какую-то дешевую бормотуху, пьешь? — недовольно спросил Котов. — Не нравится?

— Вкусно, Никита Петрович. — Немного резковато, но вкус отменный.

«Бутылкой по башке — это чересчур прямолинейно, — решил он. — Правильнее будет натравить на него его же бандитов. Посулить золотые горы, заключить союз. Как там у Макиавелли? Покушаешься на трон, покушайся на правителя. Нужен дворцовый переворот».

— Пей, пей, — поторопил Котов.

— Ваше здоровье, — отсалютовал ему полным стаканом Летягин.

Выпитое все сильнее действовало на него, избавив от недавней зажатости. Если бы у него имелись крылья за спиной, то сейчас бы они расправились. Особенно после того, как портвейн медленно полился в желудок по пищеводу.

«Мамай находится в таком же положении, как и я, — размышлял Летягин. — У него взгляд, как у затравленного зверя. Как только Котов решит, что Мамай свое отслужил, ему конец. Для него единственный шанс выжить — принять мое предложение. Мы все обмозгуем, пока будем работать на пару, а потом Котов позовет нас отчитаться, и тогда…»