По закону "Триады" - Фридрих Незнанский Страница 28

Следователь Мосгорпрокуратуры Найденов, мужчина лет пятидесяти, был формалист и педант. Это отражалось во всем: прическа — волосок к волоску, костюм без единой складочки, на рабочем столе ни одной лишней бумаги, канцелярские принадлежности — строго на своих местах. Следователь и сидел прямо, и говорил подчеркнуто официально.

Турецкий сидел с противоположной стороны стола следователя. На лице у него были ссадины.

— Вы обвиняетесь в систематическом превышении служебных полномочий, а также недозволенных методах проведения дознания и давлении на свидетелей. Данные деяния подпадают под статьи 285, 286 часть третья, 294 часть третья, 299, 300, 301, 302, 303, 309 часть вторая, 330 часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации. Еще, кстати, было сопротивление при задержании.

— Постановление об аресте они не предъявили. Вели себя как бандиты. Как я еще должен был реагировать?

— Вы же не дали им такой возможности, сразу набросились с кулаками, стали бить.

— Всех четверых? — усмехнулся Александр Борисович.

— Четверых — не четверых, есть свидетели! Вы оставьте эту демагогию. Вам понятно, о чем идет речь?

— Уголовный кодекс я помню. Непонятны только причины этих бредовых обвинений.

— Выбирайте выражения — я буду заносить их в протокол допроса. Основанием для возбуждения уголовного дела послужили рапорты ваших коллег на имя начальника ГУВД Москвы.

Следователь сделал паузу, испытующе посмотрел на Турецкого — станет ли он расспрашивать о персоналиях? Но Турецкий молчал.

— Имена людей, подававших рапорты, на данном этапе следствия раскрывать считаю нецелесообразным, так как на них также может быть оказано давление…

Турецкий разглядывал свои руки. На запястьях — красные полосы, следы от наручников. Пока что давление было оказано на него.

— Как раз для обеспечения безопасности их и прочих лиц, в отношении которых вами совершались противоправные деяния, в качестве меры пресечения для вас и было определено заключение под стражу.

Следователь снова замолчал, посмотрел на Турецкого в ожидании вопросов или протестов. Но вопросов не было.

— Желаете ли вы сделать чистосердечное признание, назвать лиц из числа свидетелей или подозреваемых, показания которых были добыты вами с помощью незаконных методов воздействия?

— Нет, — сдерживаясь, сказал Турецкий.

— Вы не признаете, что использовали свои служебные полномочия вопреки интересам службы? Совершали действия, явно выходящие за пределы ваших полномочий и повлекшие существенное нарушение…

— По-русски можете говорить, вы, педант?

— Прошу не перебивать… и повлекшие существенное нарушение прав и законных интересов граждан? Принуждали к даче показаний или отказу от дачи показаний?

— Конечно, не признаю!

— Это ваше право, — сдержанно вздохнул следователь. — Но я вам гарантирую, что каждый преступный эпизод вашей деятельности будет со всей полнотой отражен в деле.

Турецкий посмотрел на него с иронией.

— Вы так уверены, что меня есть в чем уличать? Вы ни на секунду не допускаете, что эти, — он кивнул на папку с делом, — пресловутые рапорты моих засекреченных коллег могут оказаться полной туфтой?

Следователь ответил холодно, с уверенностью в своей правоте:

— Я наслышан о вас, Турецкий. О вас и ваших методах. Вы и подобные вам забыли, что призваны служить закону, а не наоборот. Вот и пришло время очистить органы правопорядка от подобной скверны.

— Странно, что мы с вами никогда прежде не сталкивались, когда я в Генпрокуратуре работал. У вас такая активная жизненная позиция…

— Если бы мы встречались, я бы не вел ваше дело.

— Резонно… Дайте закурить, а?

Следователь не то чтобы игнорировал просьбу, скорее, просто ее не слышал, потому что продолжал в том же духе:

— Мните себя высшей инстанцией справедливости, эдаким бичом Божьим? Высоко взлетели, да? Что ж, тем чувствительней будет приземление.

Было совершенно однозначно, что следователь настроен против него. Возможно, куплен. Что же, черт возьми, происходит?!