Дом темных загадок - Беатрис Шеридан Страница 28

Пару секунд Филипп сомневается и раздумывает, но затем хватает меня и взваливает на плечо, словно свернутый ковер, и спешит вперед. Я шокирована и глотаю ртом воздух, от резких встрясок мне кажется, что лодыжка скоро взорвется, а лопатка Филиппа сильно врезается в мой живот. Но я не протестую, гроза постепенно перерастает в настоящую бурю. И даже я знаю, какой опасной в горах она может быть. Я и не подозревала, что у Филиппа столько сил, ведь дорога взбирается круто вверх, но он не останавливается, а несется все дальше. Мы наконец добираемся до маленькой часовни, которая притаилась под стеной утеса. Здесь и заканчивается тропа.

Вход ведет в небольшую башенку, где открывается вытянутая овальная комната с центральным коридором, выложенным красной, синей и белой плиткой, по сторонам стоят по две церковные скамеечки темного дерева. В конце коридора виднеется круглый эркер с тремя ступенями, где располагается роскошный алтарь в стиле барокко со статуей Девы Марии. Здесь пахнет пастой для натирания полов и ладаном. Невольно спрашиваю себя, кто же в этой глуши прибирается в часовне.

Раздается раскатистый удар грома, вокруг часовни слышатся завывания ветра, словно он хочет ее опрокинуть.

Филипп, тяжело дыша, опускает меня на одну из церковных скамей:

— Здесь ты будешь в безопасности.

Он быстро отворачивается, мне кажется, у него льются слезы, которые еще недавно блестели в глазах.

— Тебе нужно устроить ногу повыше, — говорит он и осматривается. Не находит ничего подходящего, снимает футболку, сворачивает ее валиком и подкладывает мне под пятку. Потом осматривается еще раз и возвращается ко мне с несколькими книгами псалмов и молитв.

Филипп выставляет книги в два ряда друг возле друга, кладет сверху футболку, а затем осторожно подхватывает мою левую ногу под колено и аккуратно водружает на эту конструкцию.

— Так нормально?

Я киваю, хотя ничего не нормально. Совершенно ничего.

— Я побегу и приведу помощь.

— Нельзя выходить в такую бурю! Пожалуйста, останься здесь!

— Ну уж нет, как я могу?! — Он яростно выпячивает вперед подбородок и сжимает кулаки, меня это снова немного пугает.

Филипп замечает это и сбавляет обороты.

— Я ведь виноват, и это самое малое, что я могу сделать! — Филипп еще раз проверяет, удобно ли мне, гладит меня по лбу, как больного ребенка. Я остаюсь в часовне одна и понимаю, что бежит он отсюда по совершенно другим причинам.

В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви. (Первое послание Иоанна 4:18)

Агнесса лежала в тени под кустами смородины и наслаждалась кисло-сладким ароматом, исходившим от ведра с только что сорванными ягодами. Запах смешивался с духом высохших трав и почти спелых персиков, который приносило ветерком. Так пахло лето.

Ее пальцы окрасились в черно-красный цвет от ягодного сока, склеивались, волосы и одежда от пота липли к телу. Да, было жарко.

И небо отливало ярко-голубым. По-летнему голубым.

Агнесса думала, что самое лучшее в жизни то, что сейчас лето и что она сыта. По-летнему сыта. Она положила руку на живот, вдыхала и выдыхала лето полной грудью. Именно таким она себе представляла рай.

Шорох юбки по сухой траве и тихое позвякивание ключей заставили девочку вскочить, но она оказалась недостаточно проворной. Возле нее уже стояла Гертруда. Агнесса с облегчением заметила, что с ней дядя Карл. В его присутствии Гертруда никого не била по лицу. Она даже не станет тащить девочку в дом за волосы.

И все же Агнесса наверняка отправится в подвал на неделю в таком виде, как есть, — липкая и растрепанная.

«Но оно того стоило», — думала Агнесса. Даже Дева Мария не имела бы ничего против того, чтобы девочка наелась от души во время сбора ягод.

— Вы только взгляните, Карл, с чем мне постоянно приходится бороться. Вот дерьмо. Неуемная обжора, еще и платье соком измазала. Думаю, тебе уже сегодня не нужен ужин, правда?

Агнесса опустила глаза, чтобы не рассмеяться, потому что Карл успокаивающе ей подмигнул.

— Я не слышу ответа.

— Нет, мне не нужен ужин, я ведь сыта.

— Сад принадлежит всем детям. Разве это справедливо — самой запихиваться ягодами?

— Нет, сестра Гертруда.

— Каким будет твое покаяние?

Агнесса молниеносно придумала, что нужно ответить. Пока Карл здесь, она может не предлагать ничего ужасного. Или было бы хорошо выбрать жестокое наказание, чтобы Гертруда могла его смягчить и выглядеть при Карле великодушнее?

«Нет, лучше не рисковать», — подумала она.

— Видите, как вымазалось это отродье?

— В качестве покаяния я омою вам ноги. — Агнесса и сама не знала, откуда в ней взялось мужество произнести такую дерзость.

Гертруда мгновенно потеряла самообладание и ударила ее по лицу:

— Что ты себе позволяешь? Ты не понтифик и не мать Тереза!

Требуя одобрения своих действий, Гертруда повернулась к дяде Карлу, но он сморщил лоб.

— Агнесса выглядит слишком разгоряченной, на такой жаре во время сбора ягод, наверное, случился небольшой солнечный удар, и она не в себе.

Гертруда разозлилась. Это Агнесса заметила сразу. Начальнице приюта не хотелось слышать объяснений дяди Карла — ей нужно было очередное подтверждение своей неограниченной власти, она хотела выразить негодование.

— У меня кружится голова, — произнесла Агнесса и постаралась изобразить болезненный вид.

— Ее нужно как можно скорее увести в тень и дать стакан воды.

Это уже был перебор.

— Вы не врач, — возмутилась Гертруда и злобно рассмеялась. — Но в одном вы правы. Ребенка нужно срочно увести в тень. Я позабочусь о ней. Заберите ягоды, пока на них не напали другие голодные рты.

Они поспешили наверх, и Агнесса ждала, что ее снова закроют в потайной комнате, но у Гертруды были другие планы. Они прихватили с собой Урси, любимицу Гертруды, и спустились в подвал.

Когда Агнесса поняла, что это означает, ей понадобилось все мужество, чтобы не завизжать. Преисполненная удовлетворения, Гертруда заметила, что Агнесса догадалась о предстоящем наказании:

— К тому, кто ворует еду и оскорбляет Господа, должно прийти осознание.

Она отперла дверь и втолкнула Агнессу в темную комнату. Потом она рассыпала рис по полу и велела Агнессе встать на колени. Урси должна была стать ее надсмотрщицей и сидеть в углу на табуретке.

— Спустя два часа пусть приберет рисовые зерна. И горе тому, кто ей поможет. Ты знаешь, Бог, Господь наш, все видит и все слышит. Даже мысли.

Агнесса опустилась коленями на рис. Сначала было просто неприятно, потом зерна впивались все глубже и глубже в суставы, тощие и костлявые, как обглоданные куриные бедрышки. Она пыталась поговорить с Урси, но та скрестила руки на груди и делала вид, что молча пылко молится.