Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская Страница 28

— Не возражаю, Вадим Ильич! Только не сразу, непривычно мне это, — пролепетала взбудораженная Высоцким Маша, не скрывая мгновенно навернувшихся на глаза слез.

— Ладно, спешить не будем — ты не должна сию же минуту давать ответ. Не будь опрометчивой — характер-то у тебя ивлевский — узнаю Силантия Семеновича! Подумай хотя бы до завтра, Мари.

— Да нет же! Я все равно согласна — Ich kann nicht anders! [3]

— Ах, это Лютер произнес когда-то! — усмехнулся граф, — ладно, Маша, поедем обедать?

Они подошли к притаившемуся в лесной чаще старинному отелю «Вальдау», тыльной стороной обращенному к Семигорью, и устроились за столиком на балконе. Отсюда открывался панорамный вид на череду живописных неровных гор, возвышающихся над Рейном. А высоко в безоблачном небе парили два орла. Мимоза ощутила странную свою причастность к их полету. И чувство безграничной свободы, ранее неведомое ей, охватило ее в этот миг…

* * *

Корф сознавал, что своим предложением-просьбой обрушил на хрупкие плечи Маши глыбу льда — выдержит ли она ее тяжесть? И решил дать ей время на размышления. Несколько ночей пролежала она в своей новой квартире с открытыми напролет глазами. Поначалу вспоминала даже о Вилли, как однажды звездной ночью он провожал ее после концерта Михаила Плетнева, игравшего в замке-музее Шопена и Шуберта. Переливы любимого Мимозой «Музыкального момента» продолжали звучать в ее романтичном сердце. Они шли по темным спящим улочкам, и только их шаги гулко раздавались в тиши средневекового городка. У дверей ее дома Герлинг долго молчал, потом вдруг спросил:

— А могли бы вы, Мари, развестись с мужем?

— Не знаю, — растерянно произнесла она.

Теперь же ее одолевали непрошеные мысли: а что, если бы я замуж за него вышла? Вот бы и мамочка моя обрадовалась, и не сверлила бы меня больше глупыми вопросами о женихах! Ведь Вилли — симпатичен, на редкость умен, ну а главное — благороден. Но… он — чужой…

* * *

Роившиеся вопросы о Корфе и доставшихся ему несметных богатствах терзали ее мозг. И в памяти вдруг всплыл рассказ Конрада Федоровича о графе Игнатьеве, знакомом ему по Парижу 20-х годов. В судьбе этого уникального человека Мими уловила сходство с жизнью Вадима Ильича.

В Первую мировую генерал Игнатьев служил во Франции военным агентом Российской империи: в его руках были сосредоточены огромные средства русской армии. А когда грянула революция и фронты отрезали его от России, он оказался вдруг совсем один и не ведал, чьи распоряжения должен выполнять. Но граф сделал безоговорочный выбор в пользу Родины. «А ведь мог бы стать фантастически богатым! — говорил Нилов, — ведь кто только ни пытался подкупить генерала — и французское правительство, и дельцы всех мастей, и белогвардейцы, бежавшие из России. Ему угрожали, даже мать его родная отвернулась от него, но Игнатьев не сломился. Он бедствовал, но не истратил на самого себя ни единой монеты. И лишь дождавшись восстановления дипломатических отношений между Францией и новой Россией, он передал сотни миллионов золотых франков представителю СССР Красину. И, невзирая на страшные слухи, не побоялся в 1937-м году вернуться в Москву!»

Благородный образ аристократа-бессребреника неожиданно вдохновил Машу, словно внушив ей новый смысл пребывания ее в Германии. И в то же время принес осознание того, сколь велика дистанция между нею и Корфом: она не сможет перейти с ним на «ты» никогда.

И впервые оказавшись в кабинете графа, Мими весьма удивила его своим рвением к делу. А потом они заглянули в уютное кафе Шоколадного музея, окнами выходящего на берег. Под тихий плеск рейнских волн Корф, наконец, решился, мельком взглянув на свою новоиспеченную соратницу, приступить к самому деликатному вопросу:

— Гм…Ты знаешь — я один, как степной волк. Да и поздно мне заводить семью. Кроме сестры и племянницы Зины — у меня ни-ко-го. А ты, Маша, — другое дело. Как с тобой-то быть? У вас с Антоном Лавриным — действительно брак фиктивный?

— Абсолютно, Вадим Ильич!

— Ну а по-настоящему он тебе разве не нравится?

— Может, он мне и нравится, но я от природы — однолюбка: как в юности любовь свою потеряла, ну, с тем, гм, все и кончилось. На то, наверное, — воля Божия. Гм… а что Антона Сергеича касается, то после смерти любимой жены вряд ли он на сильные чувства к кому-либо способен. Хотя вы, мужчины, для меня — загадка, — слегка смутившись, произнесла Мими.

А граф облегченно вздохнул:

— Вот и славно, Мари, что ты сейчас свободна. Независимость от сильной привязанности — великое благо в сей момент. Но… обстоятельства непредсказуемы. И я вовсе не хотел бы, чтоб личная твоя жизнь из-за алмазов пострадала. Ведь согласившись помогать мне, ты все же жертвуешь собой. Да-да, не возражай! Поверь, я понимаю, что ты еще молода и… сердцу не прикажешь. Если что вдруг возникнет на твоем горизонте — я должен узнать об этом первый, обещаешь? Вот в этом поклянись мне! Согласна? Ведь любой новый человек на нашем с тобой пути — потенциально опасен, причем смертельно…